Даром-2. Выплата - Яна Каляева

Если бы власти о тебе не подумали, ты бы уже мог быть радиоактивным пеплом, дурья твоя башка, только для ношения древней шапки и годная… Хотя нет, это все-таки не наша АЭС. Меры безопасности применяются везде. Вряд ли росгвардейцы сдержат сверходаренных — особенно если, как в прошлые два раза, у них будет комбо атакующего и защитного Даров. Но по крайней мере нас известят об их приближении — больше шансов, что мы успеем… Если еще будет, кому успевать, что далеко не факт, в свете последних событий-то.

Врубаю новостной ролик на другую тему. Симпатичная корреспондентка на фоне нарядной пешеходной улицы — кажется, это Никольская в Москве — тарабанит профессионально-приподнятым тоном:

— Тем временем продолжается блокировка Телеграфа. Это решение вызвало широкий резонанс среди пользователей и экспертов в области информационных технологий. Официальные лица заявляют, что блокировка инициирована в ответ на использование платформы для распространения нелегального контента и угрозы национальной безопасности.

Секундная пауза для вздоха — и отточенная речь продолжается:

— Пользователи мессенджера уже начали делиться своими реакциями в социальных сетях. Многие высказали недовольство, отметив, что Телеграф стал важной частью их повседневной жизни, незаменимым средством общения и ведения бизнеса. Также многие отмечают, что даже не заметили блокировки или узнали о ней только из новостей, продолжая пользоваться привычным мессенджером, поскольку принятые правительством меры оказались неэффективны. Послушаем, что говорят люди на улицах.

Ролик продолжается нарезкой уличных интервью:

Парень с подбритыми висками:

— Ха, они своей блокировкой Госуслуги только вырубили и другие свои же сервисы. Телеграф иногда чутка тормозит, но работает ок норм.

Девушка с тоннелями в ушах:

— Никто не имеет права отменять Телеграф! У меня там двадцать тысяч подписчиков, чаты, переписки — вся жизнь!

Немолодая женщина в вязаной шапке:

— Телеграф? А он что, работает еще? Кому теперь нужно телеграммы отправлять, есть же эсэмэски… Я еще студенткой была, когда мать мне телеграммы посылала, помню, в общагу мне почтальон их приносил, на бумажных лентах отпечатанные. Их еще без предлогов писали, потому что пословная оплата была. А потом у всех телефоны появились, телеграммы не нужны стали.

Эту-то даму зачем добавили в репортаж? По приколу? Вот постареют журналюги, пусть над ними так же прикалывается молодежь будущего, когда они сами не будут шарить в каких-нибудь новомодных тирьямпампациях. А в целом ясно-понятно: не может ничего поделать с проклятущим мессенджером и вся королевская конница, и вся королевская рать. Например, на моем ноуте он преспокойно работает.

Перехожу к следующей новости. «Первый апелляционный суд окончательно отклонил апелляцию гражданки Салтыковой. Салтыкова судилась с бывшим работодателям, обвиняя его в дискриминации по признаку одаренности. Таким образом, действия компании, уволившей сотрудницу за предоставление заведомо ложных сведений о Даре, признаны правомерными. С этого момента нет оснований считать графу „ожидаемый от соискателя Дар“ в описаниях вакансии незаконной. Работодатель вправе требовать от работника тот Дар, который нужен для эффективного исполнения должностных обязанностей».

Оппа… Ну здравствуй, дивный новый мир с уже практически официальной элитой. Интересно, каково эту новость читать подросткам. Давненько я с Юлькой не созванивался…

В спальню заходит Оля. Надо же, я даже не заметил, как она пришла с работы… Оля садится на край дивана рядом со мной и спрашивает:

— Как ты сегодня себя чувствуешь?

— Да нормально я себя чувствую… Почему вообще спрашиваешь? А у тебя как дела?

— У меня дела нормально. Как обычно. А вот ты четвертый день лежишь на диване, только в телефон смотришь, даже на тренировки не ходишь.

— Как-то так все накопилось… устал. А чего у тебя пальцы холодные?

— Так дождь ледяной на улице, фу, мерзость… Чего тебе на ужин приготовить?

— Не знаю… Что-нибудь попроще. Или ничего. Я не голоден, ел что-то сегодня.

— Бутерброды ты ел, — Оля кладет мою голову себе на колени, гладит волосы, мягко массирует кожу головы. — Хотя в холодильнике суп был твой любимый и котлеты свежие. А ты даже колбасу не убрал, так и бросил сохнуть на столе.

— Извини, задумался что-то…

— Саша, я же не упрекаю. Просто… это совсем не тебя не похоже. На работу не ходишь, на звонки никому не отвечаешь, с дивана почти не встаешь. Может, ты приболел? — Оля нежно трогает мой лоб. — Температуры нет, но это не значит ничего — грипп, например, и бессимптомным бывает. Давай врача вызовем.

— Да не надо никого вызывать! Здоров я. Нормально у меня все.

Не осиливаю сдержать раздражение в голосе, причем злюсь не на Олю, а на то, что по сути она права — расклеился я что-то. Четыре дня назад личный джип Юрия Сергеевича домчал меня до Олиного подъезда, я поднялся в квартиру — и с тех пор не выходил из нее.

История с покушением основательно выбила меня из колеи. И до нее все было сложно, опасно, непредсказуемо — зато я точно знал, где враги, а где свои. Конечно, мороз по коже бежал от одной мысли, что наших ребят могут взять под контроль, как случилось в Карьерном. Но это было бы просто такое вражеское оружие. Осознанное предательство — совсем другой коленкор. Кто бы ни перепрограммировал тот японский тренажер, едва ли он сделал это под гипнозом врага — это чересчур даже для сверхдаров. Тот человек находился на нашей базе. Возможно, я регулярно его встречал, пожимал руку, перебрасывался дежурными фразами… а он (она, оно, они) все это время собирался убить меня. Только по случайности убил вместо меня другого человека — молодого парня, пропустившего тренировку из-за свидания с невестой…

Кто мог нанести удар в спину? Ветер? Он направил меня на эту адскую машину, хотя тренер Мишаня полагал, что рановато еще, я недостаточно продвинулся в тренировках. А еще Ветер на АЭС отдал приказ стрелять на поражение, хотя про Максима Сухомлинова мы знали, что его Дар — щит, то есть непосредственной угрозы для реактора парень не представляет… Но мы же тысячи, десятки тысяч людей спасали в тот момент! Очень похоже, что Ветра кто-то пытается подставить. Может,