Адвокат Демонов - Ростислав Богатых

хотел сказать «изолятора», но остановился, осознавая, что это может вызвать у императора ненужные вопросы. В тронном зале повисла тишина, будто время остановилось. Все взгляды, включая мой, были прикованы к графу, ожидая, что же он скажет дальше.

— Охранник чего? — грозно переспросил император. Его голос был громкий, как барабан, и я невольно вздрогнул.

— ИЗО — изобразительных искусств, — произнес Толстопалов, явно придумывая расшифровку на ходу.

В прошлой жизни я тоже любил баловаться придумывая новые значения всем известных аббревиатур.

МГУ — магия глубинных инстинктов.

КГБ — кот гуляет босиком.

МРОТ — мастерская раритета отдел таро

— А зачем нужен охранник по такой простолюдиной дисциплине? — пренебрежительно бросил император, явно недоумевая.

— Ну как же: краски, кисточки, карандаши — особенно карандаши. Они бывают очень остро наточенными. А. что ожидать от бездарей⁈ Они настолько недалекие, что могут просто поубивать друг друга, — быстро добавил граф. Я заметил, как его лоб покрылся испариной.

Я не мог сдержать усмешку. «Что за бред⁈ Охранник изо, который охраняет карандаши? Это же просто смешно!»

— Но дети друг друга не поубивали, а убили охранника изо? — уточнил император, его гнев нарастал, отчего я почувствовал, как по спине пробежал холодок. Но это был не холодок страха, а холод предвкушения кровавой бойни, которой мне ух, как давно не хватало. Император наверняка понял, что граф просто издевается над ним и сейчас каааак расчехлит свое оружие, как только Толстопалов признает, что несет полную ересь.

— Вы подтверждаете свои слова, граф? — спросил император, явно ожидая капитуляции Петра Васильевича.

— Подтверждаю, — ответил Толстопалов настолько уверенно, что я даже чуть не подавился от удивления своей слюнкой. Открыв рот, я уставился на него, не веря своим ушам.

— И кем же именно из детей он был убит? — спросил император. В его голосе я уловил леденящий страх, который, похоже, охватил императора, заняв место гнева.

Я понимал, что эта игра в «кто виноват» может закончиться плохо не только для графа, но и для нас с Егоркой.

— Похоже, что им, — Петр Васильевич кивнул на меня, ещё раз напомнив императору, что я все еще возлежу на его троне.

Я, конечно, не очень-то хотел быть причиной какого-либо скандала, но граф говорил правду. А от истины и липучих баб, как известно, не убежишь.

— Тогда, что же вы, драгоценный граф, тратите мое золотое время зря, неся напраслину? — произнес император, а точнее прорычал, будто лев, только что вышедший из клетки.

Я почувствовал, как внутри меня что-то оборвалось. Ой-ой, сейчас что-то будет…

— Вернемся к началу нашего small talk-а, как говорят англичане. Они, к слову сказать, намедни завезли мне листового чая, и вот уже через пару минут, к пяти вечера мне его подадут в зале для трапезы. Так что буду по-королевски краток! Остап! — прокричал император чье-то имя.

Массивные двери из чистого золота распахнулись, и в зале появился слуга императорский. Его фигура была стройной, а форма идеально сидела на его плечах, как будто он сам был частью этого величественного зала.

— Слушаю, мой император, — с готовностью отозвался он, его голос дрожал от напряжения и страха.

— Малыша определить в детскую спальню, а покои наследника трона. Его обслуживать по-царски, как моего сына. Кормите, наблюдайте, фиксируйте любое появление магии. А вот этого пухлеша, — император указал на Егорку, который продолжал мять кота, как будто тот был антистрессом, — а равно моего сына Дмитрия — вывезти на Калыму и бросить там одних без воды и еды.

Слова императора пронзили меня, как острый нож. Я в ужасе уставился на него, разинув свой крошечный ротик.

Как он может так поступить с Егоркой? Бугай же всего лишь малыш! Причём, довольно тупенький. Он не продержится более суток без должного ухода

Я чувствовал, как внутри меня нарастает гнев за судьбу друга, но сдерживался — не зная, как это можно было выразить. Агукнуть будет к мертвому припарку. Также как и стукнуть кулачком об трон. Применить магию? Ыыыыыыыы…. Я поднатужился. Кажется, я растратил все свои силенки на то, чтобы поднять над землёй кота на долю секунды.

Поэтому я просто сполз с трона и пополз в сторону Егорки, желая защитить его.

Егорка, услышав приговор, замер. Его глаза расширились от страха, и он крепко прижал к себе Берендея, как будто тот мог спасти его от всего зла, которое надвигалось. Я видел, как его губы дрожат, и сердце моё сжималось от злости.

Остап широкими шагами подошёл к Егорке и поднял его брезгливо за шиворот, будто он был грудой грязных подгузников. Вместе с ним на воздух поднялся и кот, испуганно и растерянно мяукнув.

Нет, не смейте! Не трогайте их, я сказал! — не содержавшись я выкрикнул протяжно-грозное «Агусь».

Император посмотрел на меня с удивлением.

— Это кто у нас тут заговорил⁈ — хрипло вопрошал он.

Его брови вновь приподнялись, а после сдвинулись на его морщинистом лбу. Затем он перевел взгляд на Остапа, который уже шел к двери, держа на весу Егорку с котом, которых колбасило из стороны в сторону в такт его огромных шагов.

— Остап, постой! — внезапно выпалил император будто из пушки. — Слушай мой новый приказ…

Глава 19

Тишина в тронном зале была такой густой, что я мог слышать, как капли воска медленно стекают с подсвечников, оставляя за собой тонкие следы на столе. Император, пройдя взад-вперед по тронному залу резко остановился, обернувшись на Остапа.

— Мой новый приказ, — продолжил он и замолчал, словно ожидая, что кто-то из нас, что-то возразит или сделает что-то необыкновенное, например, описается от нетерпения. И я, если честно, был уже на грани. К счастью на мне были подгузники, которые были готовы к любым неожиданностям.

Губы императора слегка подрагивание, а глаза сверкали, как у хищной птицы: орла или голубя. Он, очевидно, любил делать театральные паузы, и мне казалось, что эта затянувшаяся тишина могла бы продолжаться вечно.

— Вы слушаете, Остап? — спросил, наконец, он, когда пауза стала утомлять и его самого.

Остап, бледный, как детские пеленки, несколько раз кивнул, ощущая, как в груди у него возникает чувство паники. Если бы вдруг император сейчас на него дунул или, чего доброго, чихнул, он бы определено грохнусь в обморок, плашмя, как оловянный солдатик. Бух!

— Слушаю и запоминаю… — произнёс он, стараясь, чтобы его голос звучал уверенно, хотя внутри у него все явно дрожало от страха и напряжения. Из его открытого рта я увидел, как его зуб не попадал на зуб из-за мелкой дрожи и тремора.

Да мы