Николас Эймерик, инквизитор - Валерио Эванджелисти

том, какую форму нужно принять. И из точки отправления эта информация тоже не будет поступать. Поэтому при выходе из воображаемого возникнет бесформенная пситронная материя, которая довольно быстро исчезнет. Отдельные пситроны потекут в Психею, по-прежнему находящуюся в исходном корабле, и начнут передавать ей информацию. Таким образом, члены экипажа корабля будут знать детали путешествия, которого они никогда не совершали, как будто это все им приснилось».

Хопкинс: «Кажется, я понял. Но сон не оставляет следов».

Фруллифер: «В нашем случае оставляет. Подтверждением этого будет информация, которую принесут с собой вернувшиеся пситроны, если медиум решит сохранить их информационный груз, который они сообщат нейронным сетям при повторном входе. Иначе, если можно так сказать, сон полностью срастется с членами экипажа, став их частью».

Синтия выключила диктофон.

– Ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь? – спросила она хриплым голосом.

– Если честно, то я не понимаю, что тут такого.

– Ты подробно объясняешь, как построить космический корабль. Такой мощный, каких никогда не было. Даешь инструкции этим фашистам.

Фруллифер почувствовал себя оскорбленным. Резко вскочил на ноги.

– Ты продолжаешь подозревать меня в дурных намерениях. Ни ты, ни Триплер раньше никогда не интересовались моей работой. Вы презирали ее, издевались над ней. А сейчас, когда кто-то посчитал мои идеи стоящими, ты просишь, чтобы я отказался от сотрудничества. Это просто смешно.

Синтия снова заплакала.

– Маркус, – с усилием выдавила она, – нельзя участвовать в эксперименте 12 октября. Пообещай мне это.

Фруллифер посмотрел на нее ледяным взглядом, полным высокомерия.

– И не подумаю. Какое право ты имеешь просить меня об этом? Чего ты боишься?

Девушка подняла заплаканные глаза, в которых больше не было слез.

– Я из еврейской семьи, – едва слышно прошептала она.

– Ну и что? – пожал плечами Фруллифер. Потом раздраженно фыркнул и вышел из столовой.

8. В ловушке

Эймерик намеренно грубо толкнул Элисен в спину. Сбежавшиеся слуги хустисьи ошеломленно смотрели на прибывших, не зная, что делать. Впрочем, угрожающий вид Гальсерана и его солдат, все еще забрызганных кровью, отбил у них всякое желание вмешиваться.

Инквизитор пихнул заметно хромавшую женщину к одной из колонн патио.

– Ну что, думала – отвезем тебя в Альхаферию? И ты окажешься рядом со своими сообщниками при дворе, – сухо засмеялся он. – Нет, тебя запрут здесь, в подвале дворца. Клянусь, ты сама будешь умолять меня выслушать твое признание.

Элисен повернула голову и посмотрела на Эймерика покрасневшими глазами, в которых пылала гордость.

– Ошибаешься, священник. Я тебе никогда ничего не скажу.

Эймерик лишь пожал плечами.

– Ну, чего ждете? – он повернулся к одному из слуг. – Позовите хустисью! Он знает, что я должен прийти.

Слуга бросился было бежать, но в этот момент граф сам зашел в патио в сопровождении нескольких вооруженных людей. Эймерик сразу заметил, как изменилось лицо графа. В нем появились решительность и жестокость, а от томного выражения не осталось и следа. Таким хустисью Эймерик видел впервые. Это был образец человека, полностью поглощенного обязанностями, которые налагала на него должность.

– Сеньор граф, я вернулся с добычей, которую вы ждали, – объявил Эймерик.

Вместо ответа Жакме де Урреа обвел всех взглядом. Его глаза сверкали. Потом обратился прямо к командиру Гальсерану.

– Капитан! Немедленно освободите женщину и арестуйте этого монаха!

Эймерик посмотрел по сторонам, будто не понимал, что происходит.

– Вы не хотите…

– Исполняйте! – крикнул хустисья Гальсерану.

Офицер помешкал еще одно мгновение и решительным жестом положил руку на плечо инквизитора. Тот отпрянул, словно к нему прикоснулись раскаленным железом. Подскочил к графу и пронзил его таким взглядом, что тот попятился.

– Предатель! – прокричал Эймерик, и это слово эхом отдалось от колонн патио. Но Гальсеран уже связывал ему руки за спиной, заставив пригнуться.

– Я предатель? – Хустисья с холодной улыбкой посмотрел на инквизитора. – Да вы просто идиот! Разве вы не знали, что эта женщина находится под защитой Его величества?

– Вы тоже это знали! – голос Эймерика звучал сдавленно и хрипло. – Я сам вам сказал!

– Я не приказывал устраивать бойню, жалкий убийца! – Граф повернулся к одному из слуг. – Отведите его в одиночную камеру. И наденьте цепи, как преступнику. – Пока слуги и солдаты тащили упирающегося инквизитора, хустисья подошел к Элисен, которая обескураженно наблюдала за происходящим. – Прошу прощения, сеньора, за все, что случилось. Короля уже поставили в известность.

Элисен очнулась от шока. Тонкой рукой пригладила седые растрепанные волосы.

– Вы даже не представляете, как жесток этот человек, – прошептала повитуха. – Он просто чудовище, хищник, жаждущий крови.

– Завтра же над ним будет совершено правосудие, но сначала ему выколют глаза и отрежут язык. Это приказ короля. – Хустисья почти ласково дотронулся до запястья Элисен. – Идемте со мной, вам нужно переодеться. А его вы увидите позже, когда он уже не сможет вам навредить.

Эймерик попытался что-то сказать, но солдаты, крепко держа его с обеих сторон, потащили к маленькой двери в дальнем конце коридора. Он ударился о косяк и разбил лоб; в глаза потекла кровь. От толчка в спину инквизитор кубарем покатился по лестнице, ведущей к мрачному, как пещера, помещению, пропахшему селитрой. Не уберег голову и при падении рассек нижнюю губу о ступеньки. Когда Эймерика подняли на ноги, ряса была вся в крови.

Его втолкнули в крошечную, очень сырую грязную камеру без окон. Зажгли факелы. Запястья и лодыжки приковали к стене. Потом солдаты погасили факелы и захлопнули дверь, а Эймерик остался висеть на цепях в полной тьме и тишине, которую нарушали лишь непонятные поскрипывания.

Ему показалось, что прошло слишком много времени, прежде чем факел снова осветил узкую смотровую щель в двери. Послышались голоса и скрежет ключей в замке. Яркий свет заставил Эймерика зажмуриться.

– Как видите, он не сможет причинить вам вред, – убеждал хустисья Элисен, вставляя факел в кольцо на стене. – Король хочет, чтобы вы допросили Эймерика, а потом рассказали обо всем ему.

– Нельзя сделать это завтра? – спросила уставшая до смерти повитуха.

– Завтра он будет мертв. Я оставлю вас наедине. Мой человек подождет снаружи. – Граф вышел и закрыл за собой дверь.

На несколько мгновений повисла гробовая тишина. Эймерик смотрел на женщину, теперь одетую в простое, но чистое платье. Пряди седых волос падали на серые, покрасневшие от переживаний, но ясные глаза. Очень тонкие губы изогнулись в недоброй ухмылке, которая вскоре сменилась отнюдь не ироническим смехом.

– Бедненький монах! – фальшиво запричитала Элисен, но тут же сделалась серьезной. – Ты убил моих сестер ни за что!

Эймерик подергал цепи.

– Я выберусь отсюда, колдунья, – с усилием прохрипел он, – и мы посмотрим, кто из нас сильнее, – слова