Погоня за судьбой. Часть III - Dee Wild

— Какие жертвы? Что ты несёшь?! Убирайся! — рявкнул он.

Казалось, он не понимал, о чём я говорю. Я даже на долю секунды усомнилась, тот ли передо мной человек, но тут же вызвала в памяти фото и поняла — это спектакль, который он разыгрывал в первую очередь для своей семьи. Ведь теперь он совершенно обычный человек, а все его «подвиги» остались в далёком прошлом.

— Интернат, — сказала я. — Три года назад ты и твоя банда обрекли на смерть почти две сотни воспитанников. Припоминаешь?

Он всё помнил. В его глазах искрилась ненависть и пылала досада оттого, что прошлое догнало его здесь и сейчас, в такой неподходящий момент.

— Рефат, что происходит? — взволнованно спросила его супруга из коридора.

— Дэгни, убери детей! — приказал мужчина.

— Нет, они никуда не уйдут, — заявила я. — Пусть видят и знают, что я сделаю с ними то же самое, что и с тобой. А сейчас с этой единственной мыслью ты будешь умирать!

Спустя долю секунды, схватив нож с обеденного стола, он бросился на меня. Звон лезвия, отбитого мехапротезом, ударился о стены тесной кухни. Мой пистолет полетел в угол, а бандит всем телом навалился на меня, прижимая к стене и пытаясь придвинуть клинок к моему горлу. На всю кухню пронзительно заплакала девочка.

— Я хочу знать, кто ты! — рявкнул Рефат и ловко сдёрнул маску с моего лица.

Один сантиметр пространства — и этого хватило. Хорошо отработанным движением я пальнула коленом ему прямо в пах. Бандит ойкнул и отстранился, а маска стукнулась о пол.

— Что вы делаете?! — почти над самым ухом закричала женщина. — Сейчас же прекратите!

У меня появилась секунда для манёвра. Мне хватит одной секунды! Ухватившись за рукоять, я резким движением выхватила из ножен катану и рывком полоснула Рефата по животу. Футболка разошлась алой щелью, брызнула кровь, пронзительный визг женщины ударил по ушам. Ещё один свистящий замах на противоходе — и голова Рефата, наискосок срубленная по самое основание шеи, с глухим стуком полетела в угол.

Обезглавленное тело убийцы судорожно схватилось за скатерть, завалилось и рухнуло на пол, заливая пол багровой краской. Следом за ним, как в замедленном немом кино, на пол посыпались тарелки с содержимым, на осколки разлетелась чашка с чем-то горячим. Голова убитого лежала на боку и выпученными глазами смотрела прямо на меня. Казалось, она даже попыталась схватить ртом воздух, желая выжить…

Спину моментально прошиб пот, в бешеном сердечном ритме утонула вся какофония звуков, наполнявших помещение. Всё ещё мёртвой хваткой сжимая в руке окровавленный меч, я скосила глаза вниз и встретилась взглядом с мальчиком, сидевшим на высоком детском стульчике. Буря эмоций, которая разразилась в его распахнутых от ужаса карих глазах, буквально сшибла меня с ног. В них не было слёз — один лишь парализующий шок. Он смотрел на меня, и в его взгляде читался один-единственный немой вопрос: «Почему?» Он даже не подозревал, что такое вообще бывает — что голова отца может отделиться от тела и валяться в углу, словно оброненный резиновый мячик…

Звуки возвращались. Где-то на периферии зрения женщина колотилась в истерике, не помня себя, не зная за что схватиться — то ли прижаться к телу своего мужа, то ли трясущимися ладонями прикоснуться к его голове. В оцепенении я смотрела в неморгающие бурые глаза ребёнка. Они прожигали насквозь, оставляя леденящий, постыдный ужас.

Бежать… Только бы скрыться от разрушенной, уничтоженной, растоптанной невинности, дотла сгоревшей в багровой луже, в которой, словно маленькие островки, утопали гречневые крупицы из опрокинутой тарелки…

Бежать… Бежать! Схватив с пола маску, забыв под столом свой пистолет, я стремительно выскочила из помещения, бегом вылетела на крышу и прыгнула на гравицикл. В животе разверзалась чёрная яма, тело дрожало и тряслось, в висках стучало: «Беги, беги, беги!». Завести летающую машину удалось не с первого раза, но наконец я это сделала и что было сил зажала акселератор…

* * *

Тучи накрыли небо над брошенным моторостроительным заводом, собираясь излить на потрескавшиеся крыши корпусов свою тоску. Обширная песочная пустошь между низкими зданиями давно поросла травой, а пятна растительности поверх голого песка были похожи на пучки волос на лишайной голове. Чёрные провалы широких окон безмолвно взирали сквозь ночь на гравицикл, который стремительным орлом спустился с небес и исчез в широком зёве распахнутых складских ворот.

Спрыгнув на землю, осторожно, глядя себе под ноги, я направилась сквозь тёмный и просторный гараж в дальний его угол, к лестнице на второй этаж, где из бетонного дверного проёма на серпантин падал мерцающий желтоватый свет. Прокравшись по лестнице до открытой облупившейся двери, я заглянула внутрь.

Прямо посреди помещения стояла портативная печка, в которой что-то готовилось. Полицейский фонарь офицера Элизабет Стилл стоял тут же, разбрасывая по комнате рассеянный свет. Сама Стилл сидела спиной ко мне.

— Заходи, будь как дома, — сказала она, даже не обернувшись.

— Как ты меня услышала? — поинтересовалась я.

— У меня хороший слух. Присаживайся. Голодная небось? А может, чайку͐? — спросила она, взвешивая в руке стальной термос.

— Не откажусь, — ответила я и оглядела помещение.

В углу лежали две увесистые сумки, у стены был разложен спальный мешок, а рядом стоял портативный передатчик военного образца. Полотенце, сухпаёк, зеркало… Она что, жить сюда перебралась?

— Ты что, жить сюда перебралась?

— Это уж как пойдёт, — пожала плечами она. — Но я здесь, похоже, надолго. А ты, если хочешь, располагайся вон в том углу.

Элли обернулась, и я наконец-то увидела её лицо, моментально изменившееся при виде меня.

— Боже правы, на кого ты похожа?! — воскликнула она. Кожа да кости, один скелет остался! Щёки впали, на одних своих железках еле держишься… Это ты за месяц успела так себя ухайдакать? Ты что, одной наркотой питаешься?

— Не только ею, — возразила я и уселась рядом с печкой, скрестив ноги. — Хоть «сок» и приглушает аппетит, сил у меня хоть отбавляй. Я никогда себя так бодро не чувствовала. Могу горы двигать голыми руками. Хочешь покажу?

— Не нужно, — отмахнулась Элли. — Сейчас ты двигаешь горы, но такими темпами скоро двинешь кони. Лучше расскажи, что там у тебя. Которому по счёту ты сегодня голову свернула?

— Двадцать девятый.

Я сунула руку за пазуху и вытащила скомканные исчерченные листочки, вырванные из блокнотика Данилы. На них карандашным грифелем была отпечатана моя одержимость — косые наброски, планы, небрежные рисунки висельников, подклеенные фотографии и вырезки… Стараясь вытряхнуть, вычеркнуть из памяти глаза маленького мальчика, я положила листочки на пыльный пол