Станислав Птаха - Городская магия

— Вы меня слышите? — голос Сергеича прозвучал в полупустой комнате с высоченным потолком неожиданно резко.

— Ясно и отчетливо, — почти как эхо откликнулся Ульрих совершенно бесцветно.

— Вы готовы отвечать правдиво?

— В пределах моей компетенции, — продолжал Ульрих все так же бесцветно голосом блюдечка во время спиритического сеанса.

— Где эта картинка? — Сергеич указал зажигалкой по направлению темневшего на фоне выгоревших обоев прямоугольника.

— Хозяйка забрала, — ответствовал Ульрих.

— А если бы Вы были м-а-а-а-ленькой лаковой дощечкой с картинкой, где бы вы спрятались от хозяйки? — осведомился Сергеич сладковатым голосом опытного психиатра, ведущего прием.

— Я бы отсканировал себя, оцифровал и спрятался в компьютере, — Ульрих так смутился, что даже покраснел.

— В каком файле? — Сергеич задавал вопросы в жестком темпе.

Ульрих безнадежно вздохнул, полез в ящик стола, вынул и передал Сергеичу дискету, снова выпрямился на стуле, с его сигареты прямо на халат упал пепел. Сергеич поднял зажигалку над столом и уронил на его поверхность, предметы громко лязгнули от резкого соприкосновения, а Ульрих вздрогнул, потер ладонью лоб, приходя в себя, поправил колпак, и только теперь заметил массовку у дальней стены кабинета, и сразу же возмутился:

— Вы что тут делаете? В специализированном лечебном учреждении? В кабинете главного врача?

— Исполняющего обязанности, — уточнил склонный к манипуляциям с чинами и званиями Кастаньеда, и решительно положив на стол букет, продолжил, — это гражданке Звягиной.

— В оперативных целях… — тихо пропел язвительный Сергеич, все ещё находясь в имидже слегка помешанного.

— Я тут пребываю как представитель гуманитарной организации, — начал официальным тоном Ал, — а господин Прокопеня — тоже медицинский консультант господина Головатина, — и погрузился в длительную, изобилующую специальными терминами дискуссию с Ульрихом о той пользе, которую может принести современной психиатрии изучение Алом истории болезни пациента Головатина. Ульрих в принципе был не против, если, конечно, гуманитарные организации помогут обнищавшей земской психиатрии посредством выделения грандов или хоть какой более скромной, но не менее полезной гуманитарной помощи.

Прокопеня был в ужасе — как мог Ал затеять это долгий и бессмысленный разговор об истории болезни, когда дискета со столь ценой информацией была где-то под свитером у Сергеича и просто мечтала что бы её просмотрели как можно скорее! Прокопеня прямо — таки ощущал себя этой дискетой, корящей аристократов за полное отсутствие мелких страстишек присущих простым смертным, таких, например, как любопытство. Ох, разлагающе все-таки действует на умы воздух психиатрической лечебницы!

Сергеич тоже был не столь совершенен как потомок знатного рода, и все ещё в очках, поплелся к выходу из кабинета, Прокопеня и Кастаньеда устремились за ним. Но, быстро оставить лечебное учреждение им так и не удалось — в санпропускнике уже разгорелся новый скандал. На этот раз барьер из медицинского персонала пытался преодолеть Юрий Владимирович. Удостоверения у него не было, на слово медсестры в его срочную потребность пообщаться с главрачем верить отказывались, а Юрий Владимирович злился и нервничал, поэтому, заметив Сергеича, решительно схватил его за плече и развернул, демонстрируя сестрам:

— Вот почему ему можно тут находиться, а мне нет?

Крепкая сестра решительно потащила субтильного Головатина за второе плечо к себе:

— Да потому что он — наш больной! А вы — здоровый! Заболеете — тоже будете у нас лечение проходить и с главврачом разговаривать!

От серьезной травмы ключиц Сергеича спасло вмешательство Кастаньеды, который решительно стряхнул с плеч «жертвы репрессивной психиатрии» руки мучителей:

— Нет у них главврача сейчас, зам. декана кафедры психиатрии медицинского университета Павел Антонович Ульрих обязанности главного врача временно исполняет.

— А где же Инга Юрьевна? — растеряно спросил Юрий Владимирович, медленно осознавая что информация, известная ему, уже изрядно устарела и выбыла из разряда оперативной.

— Да уволилась, к родне — куда-то под Ярославль поехала, — сказала крепкая не то медсестра, не то санитарка, и продолжила, обращаясь уже к Сергеичу, безнадежный пациент Головатин был настоящим любимцем больничного персонала, вот Сережа, наказал таки Боженька за все дела это темные, да непонятные…

— А почему под Ярославль? Что ближе нет у неё родственников, — поддержал разговор Сергеич.

— Да кто его знает, а вот что в Ярославль — это уж точно — я ж за билетами ей бегала, — уточнила медицинская работница, — продолжила почти интимным шепотком, — тоже ведь гадала, да куда там. Все без пользы, ещё приятельница её, ну Дарья эта — та ещё так сяк. Да все по ерунде. Колдовали больше. Вот ты, да, как в воду смотрел! Даром что хилый паренек — как говорил, что Маринка поступит на бюджетное отделение — так все и получилось! И Сашку, племянника, помогла нам кудрявая женщина от армии уберечь! Все в точности как ты сказал.

— А когда это было?

— Сашку, что ли, в армию забирали?

— Да нет — как давно Вы Инге билеты покупали? Вообще когда она уволилась?

Сергеич, хоть и не снял ещё очков, но внутренняя уверенность, как и логика к нему уже полностью вернулись, поэтому вопрос прозвучал веско и серьезно. Может быть поэтому ответил на него подоспевший Ульрих:

— Да вчера как раз праздновали месяц моего вступления в должность! — оно опасливо покосился на Кастаньеду, и уже с меньшим энтузиазмом добавил, — в качестве исполняющего обязанности конечно…

Прокопеня не выдержал и тоже влез в разговор:

— Кто-то из нас что-то путает! Я с Ингой Юрьевной общался в этом самом кабинете позавчера, то есть 19 числа…

— Да потому и общались, — внесла ясность в последовательность событий бойкая медичка, явно недовольная тем, что ей помешали общаться с Головатиным, — она как раз за билетом и приходила. Вчера вечером уехала вот. В 19–40.

— Так она мне сказала, что на собрание уходит в облздрав… — Прокопеня услышал свои собственные слова словно со стороны и почувствовал себя клиническим идиотом, которому если и место в этой больнице, то только в качестве пациента. Его развели. Дешево — как наперсточники деревенского простачка. И предпринимать что-либо было уже поздно. Но пострадавшей стороной, оказывается, был не он один — Ульрих сочувственно хлопнул его по плечу:

— Да, Инга Юрьевна знаете, загадочная была женщина, весь месяц с её творческим наследием разобраться не могу…