Последнее дело инквизитора. Полюбить Тьму - Константин Фрес

еще не пришедшей в себя после первого удара. И та с воплем покувыркалась по лестнице, словно куль, набитый тряпками, прямо под ноги Тристану.

Инквизиторы и оборотни не удержались от бурных аплодисментов. Густав, вывалив розовый язык, в абсолютном восторге колотил лапами и поскуливал, как самый обычный пес.

— Я научу вас ценить доброту, — прошипела герцогиня, нервно дернув плечом, занывшим с непривычки.

— Что ж раньше не действовали так решительно? — поинтересовался Тристан.

— Нужды не было.

— Вот они и подумали, что вы ни на что не годны.

— Их заблуждения — это их проблемы, — грубо ответила герцогиня. — Ну поднимайтесь, никто вас не тронет.

— Премного благодарен! — вежливо ответил Тристан. — Эй, Доба! Пойдем, скользкий прохвост, покажешь нам, куда ушел этот Косарь… Да пошевеливайся!

Хозяин нехотя прошел вперед и с опаской поднялся по лестнице. Но, разумеется, ничего с ним не случилось. Магия старух была рассеянна.

А вот самой старухе не поздоровилось; она еле ворочалась у подножия лестницы, отходя от побоев, но тут в раскрытую, сорванную с петель дверь проскользнула какая-то серая неопрятная тень. За ней другая…

Герцогиня, небрежно обернувшись, усмехнулась.

— Повелительница крыс напоследок вызвала пару своих пушистых дружков, — заметила она, глядя, как гигантские крысы шмыгают внизу и подбираются к парализованной от страха ведьме. — Это она зря. Ее подружка без Крысобоев с ними не совладает.

Крысы, отвратительные существа, меж тем принялись за свою хозяйку с таким чудовищным хрустом, что кровь стыла в жилах.

Повелительница Крысобоев попыталась оттолкнуть тянущееся к ней серое хищное рыло, но крыса куснула ее пальцы, захрустевшие, как морковь, и старухин вопль заметался меж старых обшарпанных стен.

— Слезами ничьей души не разжалобить, нет, — пробормотала герцогиня, отворачиваясь, чтобы не видеть ужасной картины. — Идемте, господа. Некоторое время этим милым зверкам будет не до нас.

Глава 6. Слишком хорошо, чтобы быть правдой..

На втором этаже, вдоль длинного темного коридора, располагались комнаты. Двери в них были заперты — и все, как одна, обведены тонким контуром света. Там, за ними, что-то происходило, магия плескалась и рвалась наружу. Того и гляди, вырвется, и миры смешаются. Но хозяин дома строго следил, чтобы этого не произошло.

— Мирам нельзя позволять смешиваться, — бормотал он себе под нос, с фонарем смеша к одной из запертых дверей. — Безумцы, сэр! Безумцы оттого и сходят с ума, что им удается каким-то неведомым образом протиснуться в тайную дверцу. И все! Тело, сэр, это всего лишь кусок мяса, а дух — материя тонкая. Он навсегда может остаться в понравившемся мире. И никак его оттуда не выманишь.

— Чепуха, — ответил Тристан, следуя за торопящимся хозяином. — Я тысячу раз бывал…

— Это вы, господин инквизитор, — перебил его Доба. — Ах, как интересно! Что вас держит именно в этом мире? Отчего вы к нему так верно привязаны? Вы ведь видели много соблазнительного?

Тристан рассеянно пожал плечами.

— Пожалуй, да, — ответил он. — Видел немало, и прекрасного, и ужасного. И по-настоящему великого.

— Ну, так и что же вам дороже всего в этом мире? — с любопытством произнес Доба.

— Не в этом мире, — мягко поправил Тристан, — а вообще. Я сам. Все миры одинаковы. В них могут быть разные страны, разные города и языки, разные люди, разные обычаи, но я-то везде остаюсь одним и тем же.

— Ах, как интересно! И неужто нет ни единого места, где вы желали бы остаться навсегда? Где не надо было бы бегать, драться с нечистью?

Тристан промолчал; по губам его скользнула тонкая улыбка.

— Но мне нравится драться с нечистью, — ответил он. — Даже в мире, населенном прекрасными и добрыми ангелами, я нашел бы, кому накостылять по шее за прегрешения.

— А если там все люди безгрешны? Поют себе псалмы, радуются жизни и кротки, как овечки?

— Ну и местечко! Должно быть, там ужасно скучно. Даже тоскливо до смерти. Этак и вздернуться можно.

— Но не к этому ли вы стремитесь? Не хотите ли извести всех негодяев и злодеев, чтоб мир стал лучше?

— Это называется цель, Доба, — посмеиваясь, ответил Тристан. — Это то, что делает мое существование не бессмысленным, а меня самого — нужным. Пока эта цель не достигнута, я нахожу смысл существовать.

За его спиной украдкой вздохнула герцогиня, но Доба услышал этот неясный звук.

— А как же чувства? — вкрадчиво поинтересовался он. — Любовь? Я думал, люди живут именно для этого — чтобы любить.

— Я всегда влюблен, — ответил беспечно Тристан. — Это делает кровь горячее, и тогда все воспринимаешь острее.

— Влюблен в самого себя, — сердито проворчала герцогиня, но насмешливый Алекс, следующий за ней на почтительном расстоянии, лишь едко хихикнул и покачал головой:

— Готов спорить на свою голову, что на данный момент его милость влюблен в вас.

— На вашем месте, молодой человек, я бы не лезла в дела взрослых! — огрызнулась женщина.

— Я и не лезу, — точь-в-точь беспечно, как Тристан, ответил Алекс. — Но если б я влез, было б намного лучше.

Герцогиня отчего-то промолчала, ничего не ответила на эту вольность молодого нахала, и Тристан, рассеянно прислушиваясь к их перебранке, этот раунд оставил за сыном.

Одна из дверей при ближайшем рассмотрении оказалась не заперта. Она чуть приоткрывалась, как от сильного сквозняка, и свет, что лился из-за нее, был синеватым, как сполохи молний.

— Сюда он ушел, — определил Доба, освещая своим фонарем старую дверь. — Но, господа, при всем желании я вас туда не пущу! Там бушует магическая буря. Сильнейшая буря! Вас раскидает, и вы превратитесь в безумцев, растерявшихся между мирами. А так как вы, господин инквизитор, разум не потеряете, то, вероятно, вы вернетесь, чтобы оторвать мне голову. А мне этого не хотелось бы! Жак хорошо защитился от преследований! Старухи с крысами это ерунда. Он хотел лишь немного вас задержать ими, и ему это удалось. Опаснее всего призванная им Тьма, которая заметает за ним следы. Вам лучше переждать.

— Даже с учетом того, — насмешливо произнесла герцогиня, — что здесь я? И я могу направить нашу тесную компанию куда угодно? Максимально безопасно?

Тристан уважительно кивнул.

— В самом деле? — вежливо осведомился он.

Доба подобострастно поклонился ей:

— Ваше Темнейшество, — почтительно произнес он. — О, простите. Я о вас не подумал…

— Так думайте, — грубо ответила она. — Отворяйте дверь, Доба. Нам некогда дожидаться, когда все уляжется.

Хозяин поклонился и осветил дверь своим фонарем. Герцогиня положила ладонь на темное дерево, шепча заклятье, слова, которые знала только она, и от ее пальцев, будто впитавшаяся в волокна дерева краска, потянулись темные потеки.