Меня укутай в ночь и тень - Дарья Алексеевна Иорданская

Элинор помнила ее фотографии. Те клочья, что удалось разглядеть, были каштановыми.

– Кто это?

Федора Крушенк тяжело вздохнула и растолковала внятно и медленно, как ребенку:

– Разум, душа, если хотите, принадлежит мисс Найтингейл. Плоть же… Если Дамиан Гамильтон признал ее, то мне не сказал.

– Женевьев Лемаж… – Элинор закусила палец. Он составил письмо во Францию, спрашивая о сохранности могилы Женевьев Лемаж. И это имеет какое-то отношение к Франку. В противном случае Дамиан продиктовал бы письмо ему. – Можем мы выйти на свежий воздух?

Они поднялись наверх, в гостиную, и Элинор с благодарностью приняла чашку чая. Любимая ромашка помогла избавиться от отвратительного привкуса тлена и от горечи во рту.

– Мы встретились с Найтингейлом во Франции, – проговорила Федора Крушенк, садясь на диван и складывая руки на коленях. – Он обратился ко мне за помощью. Я отказала, тогда я не желала связываться с этим делом. Я вообще не люблю иметь дело с мертвыми. А потом я увидела сон: что я должна прийти в этот дом и хранить то, что в нем найду. И искать для него спасения.

– Сон? – переспросила Элинор.

– Я доверяю снам, мисс Кармайкл, – сухо сказала Федора Крушенк. – Они лгут мне реже, чем люди. Тем более если сны так конкретны и показывают, куда я должна идти и что делать. Я приехала сюда, но, увы, слишком поздно. Найтингейл был уже при смерти, но, умирая, этот шельмец ухитрился взять с меня клятву, что я найду способ спасти его дочь или прервать ее мучения. Как вы понимаете, я не могу отвлекаться и помогать Гамильтонам. Пусть даже мне симпатичен Дамиан, да и вы мне нравитесь. Кроме того, по моему мнению, вы прекрасно со всем справитесь сами. Теперь вы удовлетворены?

– Да, – ответила Элинор. Однако то, что она увидела, дало еще больше вопросов. Кто была эта женщина? Почему ее вид, вне всякого сомнения, отвратительный, произвел на Дамиана такое впечатление? У самого Дамиана ответ был, но едва ли Элинор решилась бы его спросить. Это ведь явно было нечто личное.

Она распрощалась с Федорой Крушенк, пообещав с большой неохотой впредь ведьму не тревожить. На обратном пути Элинор, размышляя об увиденном, пришла к выводу, что ответов на множество вопросов так и не получила. Сплошные разрозненные фрагменты. И зародившаяся благодаря словам Федоры Крушенк внутри убежденность, что Дженет Шарп ошибается. Во многом, если не во всем.

Мысль, что красавица-актриса не права, доставила Элинор истинное наслаждение. Хотя, нельзя этого отнять, мелочное.

Элинор прикрыла глаза. Единственное, что ей было известно достоверно: первый раз с не-Элинор она столкнулась на приеме, затем в школе миссис Гиббс. Пряталась ли эта тварь там, дожидаясь приезда Элинор, или сидела где-то внутри, выжидая? Откуда ее выманила Дениза де Брессей своими ароматами?

Ничто не связывало Элинор с миссис Гиббс, кроме того сеанса, но сколько Элинор ни пыталась вспомнить подробности, пустота. Тот день словно изгладился, стерся из памяти. Прошлое Элинор, как и сказала Федора, было темно. Его нельзя было не то что провидеть – вспомнить. А, Элинор теперь это ясно понимала, вспомнить было необходимо.

– Пегги, ты не знаешь ли гипнотизера? – спросила она у не менее задумчивой горничной. – Настоящего, не шарлатана.

Пегги хмыкнула.

– Постараюсь вам помочь, мисс Элинор.

Глава вторая

Лондон тонул в тумане и смоге. Тени, пугливые, чувствительные к зарождающемуся дневному свету, прятались в этом черном дыму. Они чувствовали приближение чего-то грандиозного и стекались в город, чтобы подкормиться. По Теням можно предсказывать войны и катастрофы.

Дамиан скользил в потоках воздуха, поднимаясь все выше. Оглядывался, ища признаки опасности. Он видел, как уехал куда-то поспешно Грегори, а затем, спустя какое-то время, вернулся и снова ушел. Время для него, бесплотного, текло совсем по-другому. Прошел ли час или, может, сутки, Дамиан не знал. Затем покинула дом Элинор, слава богу, в сопровождении Маргарет. Проводив их взглядом, Дамиан поднялся выше, еще выше, над смогом и дымами и глянул на город. Тени, тени, тени… А еще постоянное присутствие иных, могущественных сил, символы их власти, вырезанные на окнах, оттиснутые в черепице, они были повсюду. Никогда прежде на его памяти Силы в таком количестве не собирались в одном месте.

Дамиан помешкал немного, раздумывая, не следует ли сейчас вернуться, но потом оттолкнулся, взмыл ввысь, сквозь облака, и лег на струи теплого ветра. Прислушался. Город дышал, пульсировал, бился, но это не было движение жизни: Лондон никоим образом не напоминал живое существо. Это было движение машины, фабрики, где люди были в лучшем случае обслугой.

Деталью – вероятнее.

Иногда – часто – детали ломались. Люди умирали. Лондон был огромен, и все эти смерти не имели значения. Отсюда, с поднебесья, они казались россыпью алых искр.

Самая большая и нестерпимо яркая пульсировала где-то в Ист-Энде, в районе Уайтчепела, где смерть – обычное дело. И все же эта пульсация казалась Дамиану чужеродной. Он хотел отправиться туда, разглядеть поближе, но тело и дух перестали вдруг слушаться его. Дамиан словно завис в пространстве, как древнее насекомое в куске янтаря. Он видел такой у матери и в детстве всегда жалел несчастную мушку, обреченную вечно висеть в полупрозрачной капле смолы.

Не имея возможности шевельнуться, забыться или хотя бы вернуться в свое тело, Дамиан висел в пустоте и глядел прямо перед собой. Огонек в Уайтчепеле разгорался все ярче.

* * *

Ехать домой Элинор не торопилась. Ей не хотелось бродить бесцельно по пустым мрачным коридорам или затевать с Грегори Гамильтоном ссору, если он вернулся. И убеждать его ни в чем не хотелось. Вместо этого она заехала в кофейню, из тех, куда прилично заходить одинокой женщине с горничной. Здесь угощали чаем со сливками и пышными булочками и предлагали на выбор множество изящных пирожных с кремом, с сахарной пудрой, со свежими ягодами и с цукатами. В детстве Элинор случалось мечтать, как она придет в такое кафе, сядет и… никогда Элинор не приходилось фантазировать, что же она будет делать дальше. Мысль словно останавливалась на пороге. На самом деле оказалось, что в кофейне нет ровным счетом ничего интересного. И мечтать-то было не о чем.

Принесли пирожные, легкие и воздушные, но очень сладкие. Элинор никогда не нравились такие. Пегги протянула газету, сложенную пополам, и, со своей стороны не стесняясь, отдала сладостям должное.

– Вот этот человек мне кажется подходящей кандидатурой, – сказала она с набитым ртом.

Вдвоем они склонились над объявлением. «Магнетический Лукиано