Моя собака – некромант - Элеонора Генриховна Раткевич

него легко и уверенно. Они ничему не мешали. И еще один запах исходил от этих листов — его собственный. Это отчего-то придавало уверенности. А от доски и мела пахнет чужими руками.

— Можно, конечно. По первому вопросу довольно. Переходите ко второму.

Сердце у Ленна зачастило, как сумасшедшее. Ох, что сейчас будет!..

Но камень не подвел.

Текст на нем сменился. Это был по-прежнему его конспект — но уже другая его часть. И Ленн все так же старательно принялся излагать ответ, то и дело сверяясь с надписью на камне.

Холодный квадратный запах зачетки, лежащей перед профессором, отрезвлял. Он заставлял собраться. Не вязнуть в лишних деталях и не упускать подробностей. Колючий запах шерстяного костюма профессора напрягал и даже немного пугал — но совсем немного, самую малость. А от самого профессора пахло силой. Это было до головокружения странно. Никогда прежде Ленн не замечал и не думал даже, что сила имеет запах — и физическая, и магическая. И что он такой сложный. Сила пахла зимними зелеными яблоками только что с ледника, пахла смехом, хрустом снега под ногами, она пахла сосновой хвоей и золотистыми потеками смолы на рыжих стволах, сила пахла морской водой, влажной землей из-под лопаты, огнем в камине и тишиной. Ну, в смысле так пахла сила профессора Торе Лаана. Чья-нибудь еще сила наверняка пахнет иначе. Люди ведь разные, значит, и сила у них разная…

— Мье Таани?

— Простите, профессор — задумался немного…

— Ничего страшного. Продолжайте.

И Ленн продолжил, стараясь не обращать внимания на половодье запахов. Легко сказать — не обращать внимания! Они несли его, как утлую лодку, и выгрести против течения он даже и не пытался. Он отпустил себя. И правильно сделал. Течение несло его туда, где на перекрестке стоял путеводный камень с конспектом.

— Третий вопрос, мье Таани.

— Одну минутку, профессор. — Лаан едва успел перевести дыхание.

— Все в порядке?

— Да… просто я… погодите минутку, я сейчас только сообразил… я в конспекте себе три таблицы сделал, и только сейчас понял, как их свести в одну…

— Если так, сводите, мье Таани.

Таблицы свелись воедино наилучшим образом. И почему Ленн раньше не сообразил?

— Покажите вашу сводную таблицу. — Профессор взял лист бумаги из его неловких рук. — Что ж… достаточно, мье Таани. Давайте сюда вашу зачетку.

Сердце замерло и подпрыгнуло, толкнувшись куда-то в кадык.

— Вынужден признать, я в вас ошибся.

Короткая темнота в глазах… но ведь хотя бы «удовлетворительно» Борода поставит? Или нет?

— Я ожидал ответа на уровне «хорошо». Может, самую малость выше. Но вам удалось удивить меня. Вы прыгнули выше головы. Ваш ответ находится между «отлично» и блестяще». Обычно я в подобных случаях ставлю отметку по нижнему пределу. Но вы предприняли невероятное усилие. Это нельзя не вознаградить. «Блестяще», мье Таани.

Только теперь Ленн поднял ошеломленный взгляд на профессора.

И сразу же опустил.

Борода не успел не только позавтракать, но и побриться. На его щеках резкой сталью отблескивала короткая щетина. Проседь на висках делала его импозантным, вальяжным — но эта седина делала профессора Лаана старым. Не надо Ленну на нее смотреть. Нельзя. Почему-то Ленну казалось, что смотреть на колкую седину щетины — все равно, что сделать Бороде пакость исподтишка.

— Спасибо, профессор… — кое-как выговорил он непослушными губами.

Зачетку он едва не выронил. Но кое-как его руки справились с ней. Он вышел, забыв закрыть за собой дверь, прислонился к стене и медленно сполз по ней: ноги его не держали.

— Сколько? — Окружили его ожидающие.

— «Блестяще», — простонал Ленн.

— Сколько?!

Кто-то попытался поднять его.

— Оставь ты человека в покое! «Блестяще» у Бороды — да как его вообще удар не хватил! Не трогай, пусть себе сидит.

Ленн и сидел, привалясь спиной к стене. Он просидел так два часа, пока длился экзамен, и его не трогали. Впрочем, если бы кто и попробовал встряхнуть его или похлопать по плечу, он бы, скорей всего, не заметил. Половодье запахов медленно унималось, они слабели, выцветали, теряли форму и звучание, уходили прочь. На их место приходила ясность.

Он снова был хозяином своей памяти.

И он помнил, что должен сделать, если хочет и дальше считать себя честным человеком.

Когда последний из сдающих вышел, унося с собой драгоценное «хорошо», Ленн заставил себя встать и войти в аудиторию.

Это было трудно.

Это было нужно.

Иначе было нельзя.

Борода собирал со стола билеты. Вид у профессора был усталый, и Ленн ощутил некоторые угрызения совести. Скверно стоять между профессором и его завтраком. Но куда более скверно промолчать, взяв незаслуженное.

— Профессор… — выдавил Ленн сипло. — Я должен… простите меня… я должен просить… — Горло пересохло, звуки обдирали его, как наждак. — Должен просить о пересдаче…

Профессор Лаан удивленно приподнял кустистые брови.

— Вас не устраивает «блестяще»? Оценки выше просто нет.

— Это не моя оценка. — Лучше даже не представлять, какого труда стоило Ленну заставить свой голос звучать твердо. — Мне кто-то помог.

Борода пристально уставился на Ленна.

— Вот как? Крайне любопытно, мье Таани. Крайне. И в чем же выразилась эта помощь? Кстати, а кто ваш таинственный помощник?

— Я не знаю. — Ясность отдавала горечью — но это была правильная горечь. — Дело в том, что я… меня перед экзаменом опоили «молью». Не знаю, кто. Не помню.

— Разумеется, — кивнул Борода. — Так оно обычно и бывает.

— Когда я взял билет, меня накрыло. Какие ответы на вопросы — да я бы таблицу умножения в своей голове не нашел! И так уже чудо, что сумел из болота выбраться…

— Из болота, говорите? — переспросил профессор. — Любопытно. В ментале, надо полагать?

Ленн кивнул. Он больше не чувствовал себя несчастным, как минуту назад. Опустошенным — да. Но и только.

— И куда же вы выбрались из болота, позвольте спросить?

— На дорогу. Я пошел по ней… и там был камень. Такой… как на перекрестках в сказках бывает. Путеводный. И на нем был написан мой конспект. Моим почерком, с моей кляксой. Кто-то нашел его у меня в мозгах и показал мне. И я смог ответить. Мне дали мою отметку. Я не сам…

Горло снова перехватило. Но теперь это уже было неважно. Ведь главное сказано.

— Говорите, конспект был ваш?

— Да.

— Схема