Госпожа частный сыщик - Наталья Сергеевна Филимонова

Уж очень хочется увидеть лицо Рэмвилла, когда я найду то, что он ищет.

А найти самого похитителя… ну, что-то же полиция должна сделать самостоятельно!

*

Заходить сразу в дом скорби я не собиралась. Еще чего не хватало. Слишком многие там меня уже знают.

Местные призраки, я имею в виду.

Поэтому в разведку я отправила своих собственных призраков. Личных. Рэндафа и Мурса, разумеется.

Если точно знаешь, что ищешь, и умеешь ходить сквозь стены, поиски становятся значительно проще. Ясно, что краденые драгоценности не могут быть спрятаны в палатах и процедурных –  там попросту негде. Зато остаются кабинеты докторов, всевозможные подсобки, а еще –  чердак, он у здания точно есть. А может быть, и подвал, кто его знает.

А еще призраку не составит труда заглянуть в любой ящик, шкафчик, сейф или тайник, как бы он там ни запирался –  достаточно просунуть голову сквозь стенку этого самого ящика.

Мурс вообще пронырливый –  если найдет что-то, позовет Рэндафа, а уж тот расскажет мне.

Сама я сидела в кэбе, остановленном на дороге перед домом скорби, и очень старалась не грызть ногти в ожидании. Кэбмен оказался все тот же –  по-прежнему недовольный местом назначения и сразу потребовавший двойную плату.

А еще теперь он, кажется, точно считает меня психом, которому в доме скорби самое место и есть. А как еще относиться к человеку, который потребовал довезти его до места, остановиться… и не вышел? А просто остался сидеть, ожидая неизвестно чего.

–  У меня здесь… назначена встреча, –  сочла нужным все-таки пояснить я.

–  А-а, –  понимающе покивал кэбмен, не поворачиваясь ко мне, и бросил выразительный взгляд вокруг.

Ну да, место для встречи то еще… ну и ладно. В конце концов, я ему плачу вдвое. Тот, кто платит вдвое, имеет право на некоторые странности, я считаю.

Наконец Рэндаф явился –  материализовавшись в кэбе напротив меня и с Мурсом на руках.

Я, бросив быстрый взгляд на кэбмена, сжала губы, напоминая себе, что разговаривать “с самой собой” прилюдно не стоит, и вопросительно уставилась на призрака.

Дядя торжествующе кивнул, а кот перепрыгнул ко мне на колени, выпрашивая ласку. Я, снова воровато оглядевшись, провела рукой по призрачной спинке. Кот, изогнувшись, муркнул.

А потом, выслушав торопливые наставления Рэндафа, я молча кивнула и соскочила с подножки.

Извозчик, для которого я просто вдруг сорвалась с места без видимых причин, дернулся.

–  Пожалуй, все же зайду, –  я пожала плечами, постаравшись улыбнуться как можно непринужденнее.

Уже подходя к воротам, сунула руку в карман жилета и глубоко вдохнула. Ну… пора.

Подвеску из черного турмалина, подаренную дядей Вильгемом, я собиралась выбросить, как только освобожусь из-под его опеки. Честно говоря, даже не знаю, почему так и не сделала этого. И даже взяла ее с собой –  вместе с прочими немногочисленными ценностями.

Обработанный некромантом черный турмалин, если носить талисман из него так, чтобы камень соприкасался с кожей, блокирует дар Видящих. Дядя Вильгем требовал, чтобы я всегда надевала подвеску на встречи с женихами и на чаепития в дамских клубах.

Наверное, можно подумать, что такое украшение –  настоящее благословение для кого-то вроде меня. В конце концов, от моего дара столько неприятностей! Собственно, дядя так и считает, и совершенно искренне. И напрочь отказывался всегда понимать, почему я всеми силами сопротивляюсь и стараюсь содрать с себя эту гадость при первой возможности.

Просто блокировать любой дар, даже такой, как мой, –  это все равно что лишиться одного из органов чувств. Да, частенько приходится видеть что-то неприятное или некрасивое, а звуки порой бывают просто отвратительны –  но ведь никто не хотел бы из-за этого лишиться зрения или слуха, не так ли? И никто не ходит по улицам с завязанными глазами.

На самом деле смерть окружает нас повсюду. В городе сложно найти такое место, где ее нет и не было. Хороший дом –  не тот, где никто никогда не умирал. Это почти невозможно, если дому есть хотя бы сто лет. Хороший –  тот, в котором умирали только своей смертью и с миром. И я легко могу отличить такой дом от дурного. Чувствую захоронения под городскими улицами –  это вовсе не редкость, старые захоронения есть где угодно. Вижу… да много чего еще вижу. Да, без всей этой информации вполне можно прожить, но я с детства привыкла все это чувствовать.

Это как с обонянием: нельзя сказать, чтобы мы так уж активно им пользовались. Не собаки же мы, в конце концов. Но оно доставляет нам удовольствие –  когда ароматы приятные. Или, наоборот, предостерегает, что куда-то ходить не стоит, поскольку ничего хорошего мы там не найдем. А еще оно дает нам дополнительную информацию о людях: кто-то выглядит брутально, но отдает предпочтение цветочному мылу, кто-то злоупотребляет духами, а кто-то вообще не слишком любит мыться, и от такого человека мы предпочтем держаться подальше. А иногда именно обоняние предупреждает нас об опасности –  скажем, благодаря запаху мы понимаем, что не стоит что-то есть. Лишиться обоняния –  вроде бы чаще всего не смертельно, но мир разом выцветет, потеряв множество красок.

Так же и с моим даром. Он когда-то предупреждает, когда-то помогает, а когда-то и мешает –  как обоняние в зловонном месте. Но без него мир будто разом теряет объем, одну из своих граней.

Все это совершенно невозможно объяснить кому-то, кто лишен такого дара –  со стороны он представляется исключительно мрачным и зловещим.

Я ненавижу черный турмалин.

Но сейчас я сжала в кулаке подвеску –  и Рэндаф рядом со мной мгновенно исчез. Как и неясная блеклая фигура у входа в дом скорби.

Доктора Дикарда я нашла в его кабинете –  благо с прошлого визита успела запомнить его расположение.

–  Ниссард сыщик? –  мужчина как-то торопливо подскочил со своего места и перегнулся ко мне, будто собираясь протянуть руку, однако тут же передумал и торопливо обошел стол, чтобы подойти. –  Вам удалось что-то выяснить?

–  Мне необходимо осмотреть чердак здания, –  я решила не отвечать на вопрос. Не удалось выяснить по его делу –  но не сообщать же о том, что я подозреваю кого-то из его сотрудников в совсем другом преступлении! –  Есть кое-какие предположения.

–  Не представляю, зачем это могло вам понадобиться, –  доктор уже привычным жестом протер лысину извлеченным из нагрудного кармана платком. Должно быть, у него фантастические запасы этих платков, и каждый