Ольга Романовская - Паук раскинул сеть

— Вы забываетесь, благородный сеньор, — министр решительно шагнул к Брагоньеру.

Тот даже бровью не пошевелил, так и остался стоять, где стоял. Грозный взгляд герцога тоже не возымел действия.

— Ваше сиятельство, вы сами позвали меня, — напомнил Брагоньер. — И я настоятельно прошу не вмешиваться в дела следствия. Необходимую бумагу о неразглашении я подпишу, взамен потребую полной откровенности. Вы достаточно солгали сегодня.

Губы герцога побелели от гнева. Глаза потемнели, напомнив грозовое небо. Далее последовал и раскат грома.

— Баронет, вы помните, какой пост я занимаю? — Брагоньер кивнул. — Помните, какой занимаете вы? — Снова кивок. — Тогда я напомню вам приказ его величества и дополню его своим. И вы подчинитесь.

— Как пожелаете, ваше сиятельство, — пожал плечами соэр и, обойдя министра, направился к входной двери. — Доброго дня и милостей Сораты вашему дому.

Брагоньер не собирался проводить ни минуты в этом особняке. Если герцог решил, что нашёл комнатную собачку, то ошибся. Либо тот позволяет ему вести расследование, либо поручает поиски девушки кому-то другому.

Гордость против гордости.

Министр остановил Брагоньера, когда тот уже переступил порог. Из голоса ушёл гнев, осталась только ледяная вежливость.

— Я согласен.

Соэр остановился, но сделал вид, будто не расслышал. Герцогу пришлось повторить и сдержанно извиниться. Брагоньер оказался намного упрямее, нежели предполагал министр.

— Но вы подпишите бумагу о неразглашении, — поспешил добавить герцог, чтобы подпортить победу соэра. — Я сам её составлю.

— Хорошо, я посмотрю и, если сочту возможным, подпишу.

Министр не ответил и повёл гостя в свой кабинет. По дороге отмахнулся от дворецкого с подносом писем и велел не беспокоить.

— И да, — прищёлкнул пальцами герцог, поморщившись, и указал на спутника, — отвечайте на все его вопросы и открывайте все двери. Чай, кофе, вино, коньяк — что пожелает.

Брагоньер отметил пренебрежительность тона, но промолчал. Он понимал, это месть за попытку манипулировать собой. Того, чего хотел, соэр добился, а отношение министра его не волновало. Брагоньер доподлинно знал, на карьере данный инцидент не отразится, более того, авторитет соэра наоборот поднялся в глазах министра. Арлан ли Сомераш фактически извинился и подчинился, хотя соэр балансировал на грани.

Кабинет герцога полностью соответствовал его статусу: всё основательно, дорого и составляет единый ансамбль. Но опытный глаз подметил, за порядком следит прислуга, а вовсе не хозяин. Герцог бывал в Трие наездами, и комната не хранила следов никаких пристрастий владельца. Даже у педантичного Брагоньера нашлась пара специфичных вещей, вроде очинённых потёртых карандашей, стопки писчей бумаги, год за годом покупаемой в одной и той же лавке, пары безделушек, подаренных подчинёнными, любимой фляжки с коньяком и прочего. Тут же — мёртвая комната, будто гостиница.

Герцог сел в кресло, предложив гостю занять место напротив. Брагоньер походя отметил: телячья кожа тончайшей выделки, красное дерево. Дорого и привычно. Эллина бы стеснялась, соэр же привык к пышным интерьерам, и сам сидел в похожем кресле. Покойный баронет, отец Брагоньера, оставил ему кабинет в лучших традициях тордехешской аристократии, хотя сам соэр предпочитал бук и тис.

Рука министра выудила лист гербовой бумаги высшего качества. Обмакнув перо в чернильницу, даже не проверив, есть в ней чернила, герцог ровным почерком, совсем не вязавшимся с образом безутешного родителя, вывел обязательство о неразглашении.

— Вот, ознакомьтесь, — министр промокнул лист и протянул Брагоньеру. — Всё стандартно, но вдруг.

Соэр внимательно ознакомился с бумагой, внёс пару мелких исправлений и подписал окончательный вариант. Отныне Брагоньер обязался хранить в тайне «скелеты» дома Сомераш, но ровно до тех пор, пока они не становились уликами в деле. Тогда соэр получал право обнародовать их в суде с устного согласия герцога.

— Итак, когда все формальности улажены, я хочу услышать правду.

Брагоньер откинулся на спинку кресла, буравя взглядом собеседника. Министр ответил едва заметной усмешкой и таким же тяжёлым взглядом.

— Напоминаю, ваша светлость, сейчас я инквизитор, а нам положено копаться в грязном белье. Это не доставляет мне удовольствия, я не желаю вас унизить, — мягко пояснил соэр, сознавая, с кем разговаривает.

— Спрашивайте, — глухо ответил герцог, зеркально повторив позу собеседника.

— Итак, вопрос первый. Каково ваше отношение к дочери? Со мной как с врачом, ваша светлость, осуждать не стану.

Глаза министра гневно сверкнули, кулак смял черновик соглашения.

— Ещё слово, и вы покинете мой дом раз и навсегда, — сквозь зубы процедил он.

— Не каждый пожелает видеть на любовнице одежду и туфли дочери, это наводит на определённые мысли.

— Я ей отец! — прорычал герцог и, сделав пару судорожных глубоких вздохов, заставил себя надеть прежнюю маску спокойствия. — Я не испытывал плотского влечения к Натэлле. Вещи Дениза брала не ради меня: она любила покрасоваться, изобразить леди. Иногда изображала и в постели. Да, немного… — он замолчал, подбирая слова, — непристойно позволять горничной в вещах дочери ложиться в вашу постель, но оставим это на моей совести. О Натэлле я в эти минуты не думал, вещи дочери оставались чистыми. Вы понимаете, о чём я.

Брагоньер кивнул. Значит, всё-таки любовные игры. Кто бы мог подумать, что министр любит маскарад в постели?

— Как долго длилась ваша связь с горничной?

— Конкретно с этой? — герцог задумался. — Полгода, кажется. Дениза меня полностью устраивала. И полежать, и поговорить, и желания исполнить.

— Какие именно желания? — ухватился за неосторожно сказанные слова Брагоньер.

— Разные, — туманно ответил министр и перевёл взгляд на портрет его величества над столом. — Это к делу не относится.

— Вы любили её связывать, шлёпать? Особенные позы, ласки, сношение через задний проход? — безжалостно продолжил допрос Брагоньер.

— Благородный сеньор! — нахмурился герцог. — Вы бы сами ответили?

— Если бы речь шла об убийстве, похищении и заговоре, да. Итак?

Министр встал и резким движением распахнул дверь, будто желал застать шпиона на месте преступления. Убедившись, что их никто не подслушивает, герцог повернул ключ в замке и остановился напротив Брагоньера.

— Как, вы сами знаете, наверняка смотрели. Ножевых ранений я не наносил, боли никогда не причинял. Ласки — да. Что-то ещё?

— Об этом пока всё. Перейдём к прошлой ночи. Как, когда и сколько? Что слышали?