Достоевский. Дело о пропавшем наследнике - Александр Бертич

моста навстречу им летела целая эскадрилья полицейских коптеров. Сонечка никогда не видела, чтобы полиция летала по небу вот так, дружно и с включенными мигалками. Было ясно: это к ним.

Родион тоже увидел полицейских.

– Эгей! – закричал он. – F–16 вышли на перехват! 2112, уходи за облака!

Непонятно, в каком фильме он слышал все эти глупости, а спрашивать было некогда. Но никаких подходящих облаков на небе не нашлось. Полицейские приблизились, синхронно развернулись и полетели параллельным курсом.

– Приказывают садиться, – сообщил пилот.

– Вот вам! – вскричал Родик и показал в окно самый длинный палец на правой руке. – Копы, прочь! Здесь работают федералы!

Что это означает, опять осталось неясным. Двигатели дирижабля стали сами собой тормозиться, и пилот ничего не мог с этим поделать. Корабль завис. Не взлетал, но и не падал. Гигантский баллон с гелием просто так не посадить. Хотя, конечно, можно пробить хорошей очередью из автоматической винтовки.

– Черт, черт, черт, – бормотал Родион, но как-то безадресно. Ни чертей, ни ангелов вокруг не было. И даже тот, что парил над золотым шпилем Петропавловки, на выручку не спешил и вообще, кажется, отвернулся.

Пилот-нейроид отпустил штурвал и горько усмехнулся, совсем по-человечески:

– Ну вот и полетали. Сбылась мечта нейробота.

* * *

Через десять минут все было кончено. Дирижабль посадили на стрелке Васильевского острова, между рыжих Ростральных колонн, и прицепили к чугунным кнехтам на пристани. Полицейские коптеры опустились неподалеку. Синие и красные огни продолжали мигать. Туристы сбежались со всех сторон поглазеть на удивительное происшествие.

Всех пассажиров дирижабля, включая собаку, не очень-то любезно высадили из гондолы. Но предварительный допрос ничего не дал. Нейроиды-летчики хранили молчание – правда, по разным причинам. Молодой человек – предполагаемый угонщик – говорил много, но не по делу, и вдобавок норовил почитать стихи. Девушка, судя по всему, была с ним заодно. Она отказывалась давать показания и все время старалась связаться с кем-то по нейролинку. Но со стороны Дворцового моста уже подъезжал тяжелый черный «лесснер» с небольшой синей мигалкой, при виде которого полицейские почтительно расступились.

Из авто вышел плотный и внушительный господин в усах и в гражданском костюме, но с военной выправкой. Конечно, это был Порфирий Петрович, главный полицейский начальник.

Сонечка узнала его по портретам, а Родик – не узнал и даже узнавать не хотел.

– Какая неожиданная встреча, – сказал Порфирий Петрович. – Сыщики из конкурирующей фирмы! На утренней прогулке с собачкой! Прогулка несколько затянулась, не так ли?

Пес Волчок сердито засопел. Сонечка нагнулась и погладила его по белой спинке.

А Порфирий продолжал:

– Ваш шеф, граф Достоевский, обычно ставит меня в известность о своих действиях. Но не в этот раз. У меня есть подозрение, что про ваши сегодняшние подвиги он ничего и не знает. Думаю, если узнает – не обрадуется.

Сонечка смутилась. Родион покачнулся и чуть не упал.

– Вот и государь не в курсе, – сурово сказал Порфирий. – Только что звонил мне и изволил поинтересоваться: кто это у него под окнами дворца болтается, как дерьмо в проруби? А мне и сказать-то нечего. Нехорошо!

Сонечка начала краснеть.

– Так что садитесь в машину, – велел Порфирий. – Поедем, поговорим по душам. Вам еще повезло, что я оказался поблизости. Коллеги могли бы сгоряча и в фургон с решетками упрятать.

В «лесснере» было тихо и мягко. Слегка покачивало. Может быть, поэтому Родик опустил голову на грудь и отключился.

Кажется, он открыл глаза только в полицейском управлении.

Кабинет главы департамента был отделан дубовыми панелями. Здесь тоже висел портрет императора в военном мундире. Чем-то они с Порфирием были похожи – то ли усами, то ли суровым взглядом.

В кабинете Родиона усадили на диван, дали попить минералки с каким-то лечебным порошком из полицейской аптечки, и ему стало легче – нервы его почти успокоились, голова перестала кружиться после полета.

– Я так понимаю, вы слишком переволновались в небе, – сказал Порфирий. – И в целом отчего-то в нервозном состоянии. Правильно я понимаю?

– П-правильно, – выдавил из себя Родик. – Я в первый раз летал.

– Верю. И все равно не одобряю… самоуправство и угоны.

– Извините. Я больше не буду.

Порфирий Петрович покивал двусмысленно.

– И в это готов поверить, – сказал он. – И поверил бы. Если бы не видел таких же… летунов… на фото в полицейской хронике. А кого-то и в морге.

Соня испугалась. Волчок шевельнул хвостом.

– А что вы удивляетесь? Это же у нас модное поветрие. Завладеть дроном или дирижаблем – да и махнуть куда подальше. Бывает, и разбиваются вдребезги. То ли случайно, то ли нарочно. Это информация закрытая, но от правды куда денешься?

Порфирий Петрович опять покачал головой сокрушенно.

– Мы уже который год эти полеты искоренить пытаемся. Запретили даже упоминать в прессе. Но они все равно летают и летают. Еще и стишки сочиняют.

Как далеко плывут облака…

Как высоко – не достанет рука…

– Это же Yessenin, – кое-как разлепил губы Родик. – Ну… знаменитый поэт.

– Барахло он, а не поэт, – с чувством ответил Порфирий. – Если всех подбивает на антиобщественные действия!

Родик даже испугался: Порфирий произнес эти строки с неподдельным омерзением. Зато Сонечка недоверчиво наморщила нос. Она была умненькой девочкой и вдобавок не очень-то ценила поэзию. Но ее не оставляло чувство, что Порфирий над ними издевается.

Однако глава Департамента был серьезен. И так же серьезно он продолжил:

– А вам, может быть, интересно, откуда я эти стишки взял? Вот здесь начинается самое любопытное. Эти записи государь император нашел в дневнике своего сына, известного вам цесаревича Алексея. Ну, в его облаке. Тот забыл постирать старые посты, вот папенька и прочитал. Там целые страницы такой вот, с позволения сказать, поэзии… вот только послушайте:

Как в одиноком склепе,

Как в одинокой келье

Или в сырой могиле

Нет сказки – и нету были…

– Это не совсем поэзия, – поправил Родик. – Это магические паттерны. Жанр такой. Я вот больше классику люблю сочинять. А некоторые читают как раз эм-пи, да еще под музыку. Полные клубы собирают.

– Так, погоди-ка, – сказал Порфирий. – Магические, значит, паттерны? И в каких же клубах Yessenin эту свою дрянь играет? Может, ты и это знаешь?

– А чего тут не знать, – охотно сознался Родион. – В «Джордане Бруно» и в «Тоннеле». Только в «Джордане» пожар был недавно, так что теперь в «Тоннеле» в основном…

Порфирий Петрович прикоснулся к импланту на шее. Что-то записал в долговременную память.

– Ну-у, да ты молодец, сыщик, – сказал он потом. – Помог