Погоня за судьбой. Часть III - Dee Wild

щели, искали слабое место, сквозь которое можно было бы проникнуть в этот клочок безопасности посреди хаоса. Рамон расстегнул застёжки и уложил укреплённую бронепластинами куртку на большой железный стол рядом с остывающим пулемётом. Василий подбоченился и объявил на всё помещение:

— Господа новоприбывшие! По протоколу безопасности я обязан изъять у вас оружие. Прошу сложить всё огнестрельное и холодное на этот стол.

— Я боевой офицер, я не расстаюсь со своим оружием! — возмутился Эмиль, поудобнее перехватывая автомат одной рукой. Во второй он так и сжимал рацию.

— Табельный можешь оставить при себе. А всю штурмовку — вот сюда. — Василий невозмутимо постучал пальцем по столешнице. — За сохранность отвечаю. Если соберётесь наружу, я вам их верну, но внутри никаких стволов. Ферштейн?

Громко сопя, Эмиль демонстративно разрядил автомат и грохнул им по столу.

— Идите, ребята, я вижу, вы друг по другу истосковались, — обратился к нам начальник охраны. — Мы тут сами приберёмся… Как тебя, служивый? — поинтересовался он, заглядывая Эмилю в лицо.

— Капитан Эмиль Дюпре, вольнонаёмный отряд «Степные корсаки».

— Да. Мы с Эмилем отнесём всё в арсенал… Ты, товарищ в штатском, — обратился он к Оливеру.

— Оливер, — уточнил тот.

— Убери, пожалуйста, свой обед с пола, Оливер. Ведро с тряпкой — прямо по коридору, первая дверь направо…

Эмиль, прекратив бесплодные попытки связаться с конвоем, взялся разряжать всё оставшееся оружие. Рамон снял с себя и сложил в кучу тяжёлую экипировку. Коротко кивнув Василию, он предложил мне:

— Пойдём, нечего в прихожей торчать, а то и так дышать нечем. Как ты любила говорить на тренировках, меньше народу — больше кислороду.

Я поднялась на ноги, и мы с ним бок о бок направились по коридору в глубь комплекса. Адреналин после рывка за жизнь уже покидал кровоток, сердцебиение постепенно приходило в норму. Только сейчас я обратила внимание, что мой наставник был бледен, по лбу его струился пот, а глаза были красные, словно от регулярного недосыпа.

— Ты сильно изменился за эти годы, Рамон. Совсем тебя Альберт загонял, я смотрю…

Он крякнул, потирая плечо:

— Да и у тебя видок не очень, старушка. Времени прошло всего ничего, а кажется, будто лет десять… Ты пропала в непростой период, пришлось искать тебе замену. Кое-кто даже хотел тебя разыскать, но Альберт настоял, чтобы к тебе никто не приближался… Ты разобралась со своими делами? Нашла ответы на вопросы?

— И да, и нет. Ты знаешь, что было после твоего отлёта, а больше мне добавить нечего. Но ты ошибся, потому что это не принесло мне покоя. Избавление — пожалуй. Но я окончательно потерялась с этими разъездами по галактике, а в последнее время всё вообще катится в тартарары.

— Где кончается одно, там начинается другое, — философски заметил Рамон. — Кстати, где твой белозубый братец со своей пятиструнной гитарой? Нам бы развлечения не помешали, а то каска уже потихоньку уплывает в этих стенах.

— Марка больше нет.

Я едва услышала собственный голос, а Рамон замер как вкопанный и недоверчиво уставился на меня, но увидел на моём лице только усталость. Оплакивать Марка я больше не могла.

— Как это случилось? — коротко спросил наставник.

Вдаваться в подробности не хотелось. Этот удар в спину от судьбы был чересчур жесток, если учесть, что сотворён он был руками человека… Нет, уже, пожалуй, не человека, — который был когда-то для меня ярким светом в конце тёмного туннеля интернатских будней. Воспоминания, связанные с лагерем посреди леса, в последнее время очень часто давали о себе знать.

— Убит, — ответила я. — В бою с боевиком «Интегры».

— Он был отличным парнем, — кивнул Рамон. — Воином. А у воинов особые отношения со смертью. Надеюсь, ты свыклась с ещё одним напоминанием о том, что все рано или поздно уходят.

— Уходят, но не так. Он не заслужил быть забитым, словно… — Я осеклась — в голову упорно лезли жуткие ассоциации со скотобойней. Наконец, слова нашлись: — Словно какая-то боксёрская груша. Только из-за того, что мне не хватило ума отказаться от очередного контракта.

— Ты знала, что всё так обернётся?

— Нет.

— В таком случае, не кори себя. — Движение рукой — и он вновь сморщился и поёжился. — Вы ещё встретитесь на dia de los Muertos.

Кажется, у него было что-то с плечом, это не давало ему покоя, а на лице читалось каждое его движение. Я нахмурилась и строго спросила:

— Что ты там от меня прячешь?

— Царапина, — отмахнулся он. — Один из этих летающих гадов отхватил кусок мяса пару дней назад. Мне как раз тогда стало понятно, зачем нужен этот неподъёмный костюм.

— Дай взгляну…

Рамон снял форменную экс-пехотную куртку Конфедерации и закатал рукав футболки, обнажая тугие бинты на предплечье. Кровавое пятно проступало сквозь материю; сформировавшись, густая капля выползла из-под повязки и крошечным ручейком медленно заскользила по коже.

— Блин, Рамон, ты за раной совсем не следишь, что ли?! — воскликнула я. — Тебе надо срочно сменить повязку!

— Ну, раз надо — значит надо, — покорно вздохнул он и заковылял вперёд по коридору. — Повязке всего три часа, а я уже перетрудился. Пойдём, тут рядом…

Свернув за угол, мы очутились в небольшом лазарете. Две алюминиевые койки пустовали, на столе чистотой сиял подключённый к компьютеру биомультиметр, тут же рядом стоял большой ящик с красным крестом на крышке. Я открыла контейнер и зарылась в его содержимое.

Стандартным набором в виде антибиотиков, ножниц, бинтов, пластырей и жгутов аптечка не ограничивалась, предлагая целый арсенал аккуратно разложенных по отделениям пузырьков с труднопроизносимыми названиями. Достав перекись, фурацилин и ещё пару тюбиков, я сгребла принадлежности и прихватила обезболивающее.

Сидя на вращающемся стуле, Рамон, — память подсказала фамилию Гальярдо, — молчал и стоически терпел, пока я осторожно разматывала набухшую кровью повязку. Моему взору предстала глубокая и щербатая бордовая рана. Радовало, что хотя бы кости не было видно. Похоже, мирметера постаралась впиться как можно глубже, а потом рванула посильнее. Неужели её жвалы способны на такое?!

— Сейчас будет больно, — предупредила я, промочив тампон хлоргексидином.

Рамон, предусмотрительно зажав в зубах плотный моток бинта, яростно зарычал от прикосновения жгучего раствора. Пока я обрабатывала края раны и обкладывала её чистой марлей, он пыхтел и кряхтел, но ни разу не дёрнулся. Закончив, я туго забинтовала плечо, а он наконец позволил себе выдохнуть.

— Чёрт, ну и больно же… Когда кусали — и то так больно не было… Спасибо тебе за помощь, а то у нас здесь ни профильного врача, ни медсестры. Вася говорит, что врачи улетели прошлым рейсом, а яйцеголовым не до людей, они заняты своими учёными