Двуглавый. Книга первая - Михаил Иванович Казьмин

мотоцикла, что почти сразу и подтвердилось быстро приближавшимся со стороны Москвы светом одинокой фары. Мы отступили в сторону, чтобы пропустить мотоциклиста, но вот у него планы оказались совсем иными. Лихо развернувшись и затормозив, он вскинул руку, в которой держал…

Да мать же его, так только пистолет держать можно! Я дёрнулся в сторону, но ублюдок оказался проворнее — в лицо мне блеснула вспышка, грудь резануло дикой болью, и я…

И я выхватил свой парабеллум и дважды выстрелил чуть выше фары. Попал, судя по падению и мотоцикла, и его седока. Вот только откуда у меня парабеллум? И где я научился так ловко с ним управляться? И… И почему я вижу себя самого, безжизненно лежащего на дороге⁈ Что за⁈…

И если бы это было всё! Едва я наклонился над своим же телом, как и оно, так же, как совсем недавно Сашина машина, просто исчезло, растворилось то ли в воздухе, то ли в другом времени и другом пространстве. Я выпрямился и тупо стоял на месте, пока до меня не дошло, что смотрю я на всё это глазами своего тёзки. Ну вот, приехали, теперь мне ещё придётся выдавать себя за него и что-то подсказывает, что хрен оно у меня получится…

Дела, однако, никто не отменял, и я пошёл проконтролировать, что там с этим упырём на мотоцикле. Контроль показал, что контрольный, прошу прощения за тавтологию, выстрел не требовался — одна пуля вошла, как говорили в старину, восередь груди, вторая в левый глаз, на месте которого зияла теперь кровавая дыра в весёленьком таком обрамлении стёклышек от разбитых очков. Ну да, архаика, так уж архаика — ублюдок носил мотоциклетные очки, которые я только в фильмах про войну и видел.

Тут на меня и накатило… Знаете, я и слов-то подходящих не найду, чтобы передать ту боль, то сожаление и примешанную к нему обиду, что вот только-только познакомился с человеком из другого времени, да ещё полным тёзкой к тому же, а его тут же и убили. Стоп! Это же меня убили! Значит, и мысли это тёзкины, а не мои! Но если я могу эти его мысли фиксировать и оценивать, значит, я-то мыслю отдельно от него? И при том мыслю в его же теле, в чём я тут же и убедился, рассмотрев свою, то есть тёзкину, руку с парабеллумом. А как там по этому поводу говорил кто-то из древних? «Мыслю, следовательно существую»? [2] Значит, я существую в его теле, а он, раз уж тоже мыслит, существует в нём же? Вот это мы оба попали! Два в одном, блин-переблин… Хм, а не попробовать ли мне по такому поводу до тёзки докричаться?

— Виктор! — мысленно позвал я. — Виктор! Не переживай, тут я, в голове у тебя! Живой, если, конечно, можно так выразиться… Пистолет-то убери, от греха, а то застрелишься ещё случайно от избытка чувств.

— Виктор Михайлович!!! — заорал тёзка и вовсе не мысленно. — Вы⁈ Но как?!!

— Уж как есть, — ответить я снова решил мысленно, кажется, получилось. — Знал бы, как именно, сказал бы. И это, ты не ори так, мысленно говори, я всё равно услышу.

— Ох, как же так-то? — запереживал тёзка. — Вы же мне жизнь спасли! Он, паскуда, в меня стрелял, я же видел! А вы меня закрыли!

— Врать, извини, не стану, случайно так вышло, — раз уж нам теперь сосуществовать в одной башке, враньё тут было бы делом последним. — Но получается, и ты меня спас, раз я могу мыслить, пусть и у тебя в голове, но сам по себе. Так что квиты как бы.

— Это же прекрасно! — тёзка радовался чисто и искренне, что, в свою очередь, порадовало и меня. — И вы теперь мне всё про ваше время расскажете?

— Да куда ж я теперь денусь-то, расскажу, конечно, — согласился я. — Только давай для начала мы с тобой определимся, как говорят у нас, с форматом нашего дальнейшего общения.

Недоумение тёзки, казалось, можно было потрогать руками. Ну да, ещё бы знать, как это теперь сделать, если и руки у нас с ним только его…

— Я предлагаю перейти на ты и без отчеств, — пояснил я. — Один же хрен, вдвоём в одной черепушке живём, чего ради политесы разводить?

— Что же, вы старше, и раз это ваше предложение, не вижу никаких причин вам, то есть тебе отказать, тем более в нашем с тобой теперешнем положении, — тёзка наглядно продемонстрировал мне разницу в воспитании.

— Вот и замечательно, — подытожил я. — Но прежде чем я начну рассказывать тебе о своём времени, расскажи и ты мне кое-то.

— И что именно? — отозвался тёзка.

— Ну, хотя бы, кто этот урод на мотоцикле, чего ради понадобилось ему в тебя стрелять, и что ты теперь со всем этим собираешься делать?

[1] Всё верно, так оно и есть

[2] Виктор Михайлович ошибается. Это сказал Рене Декарт (1596–1650) . До древности не дотягивает…

Глава 2

На новом месте

— Даже не представляю, — растерянно ответил тёзка. — Честное слово, ума не приложу! Может, он, — тёзка кивнул на труп мотоциклиста, — ошибся?

— А вот это вряд ли, — возразил я. — Он же остановился, так что и тебя разглядеть мог, и номер твоей машины.

— Похоже, ты прав, — вынужденно признал тёзка. — Но всё равно понятия не имею, кто он и зачем в меня стрелял…

Все мои дальнейшие расспросы с заходами с разных сторон остались без ответов. Без вразумительных, я имею в виду, ответов. Ничего внятного относительно причин злодейского покушения дворянин Елисеев не то что мне рассказать, а даже и для себя предположить не смог, и после обоюдного осознания бесполезности разговора на заданную последними событиями тему мы озаботились делами насущными. Что нельзя просто оставить труп с мотоциклом на дороге и уехать, мы оба прекрасно понимали. Поэтому тёзка предложил дождаться, пока мимо нас не будет проезжать кто-то ещё, и попросить этого проезжающего вызвать полицию. Честно говоря, я сильно сомневался, что с того выйдет какой-то толк — чего, спрашивается, ради человеку вешать на себя чужие проблемы, но никаких иных хотя бы относительно разумных предложений у меня всё равно не нашлось, вот и пришлось принять