Взрывные дела Твайлы и Фрэнка - Меган Баннен

три пива. Хоуп и Эверетт не отказались от пива, и Пероу тоже – к ее удивлению.

– А ты не будешь? – спросил он, когда она отдала ему последнюю бутылку и села в кресло рядом.

Хоуп и Эверетт заняли диван, освободив Твайлу от размышлений о том, где сесть по отношению к Пероу.

– Я выпила бутылку, пока мыла посуду, – призналась она.

Он поднял бутылку в ее честь:

– Ты это заслужила.

– За Твайлу, – сказал Эверетт, поднимая бутылку.

– За Твайлу, – согласились Хоуп и Пероу, и виновница тоста заерзала в приятном смущении.

– И за счастливую пару, – сказал Пероу в сторону Хоуп и Эверетта.

Твайла заставила себя изобразить крайнюю радость.

– За счастливую пару! – сказала она с пустыми руками.

Вечер близился к концу, и Пероу поднялся, чтобы уходить. Твайла проводила его до автобаржи – которая при ближайшем рассмотрении оказалась невероятно дорогой. Твайла никогда не стояла так близко к такой крутой барже, у нее просто дыхание перехватило.

– Чудесный был вечер, – сказал Пероу, небрежно закинув твидовый пиджак на плечо.

– Жаль, что наши планы на ужин обратились в зоопарк. Ты достойно воспринял такую кардинальную перемену планов. Спасибо.

– Заверяю тебя, мне все понравилось… Твайла. – Он добавил в конце ее имя, которое звучало как-то по-особенному, так, что у Твайлы вспыхнуло лицо. За минувшие сутки она краснела больше, чем за последние пять лет.

Пероу повесил пиджак на руку и подошел ближе, неотрывно глядя на Твайлу из-под длинных ресниц. Давно на Твайлу так не смотрели.

– Твайла?

– Да?

– Можно тебя поцеловать?

– Я немножко разучилась.

– Подозреваю, разница невелика. – Он склонился ближе, так близко, что Твайла задержала дыхание. – Можно?

– Да, – прошептала она.

И он поцеловал ее.

Было неплохо.

Жизнь не перевернулась, земля не содрогнулась. Но было приятно.

– Попробуем поужинать еще раз? – предложил он, когда поцелуй прервался.

– Да, было бы неплохо.

– Я уезжаю рано утром, но рассчитываю вернуться к вратнику. Ты будешь свободна?

– Да, если семья опять не свалится мне на голову без предупреждения.

– Превосходно.

Он поцеловал ее еще раз – мило чмокнул, уселся в свою шикарную баржу и уехал.

Эверетт остался на два дня, а потом уехал на летнюю практику домой, на острова Редвинг. За это время Хоуп показала ему все укромные уголки Итернити, а это означало, что у Твайлы не было возможности побеседовать с ним. Она и хотела познакомиться с ним поближе, и одновременно желала сунуть голову в песок и спрятаться.

Хотелось бы ей понять, отчего новости о помолвке Хоуп вызвали в ней такую бурю страстей. Когда женились сыновья, ничего такого не было.

Когда Эверетт уехал, Хоуп устроилась в «Бакалею Уилнера», где подрабатывала каждое лето с шестнадцати лет, и Твайла вернулась к привычному порядку жизни в доме на улице Коттонвуд. Вне работы она занималась домашними делами и всей обычной рутиной, а еще следила за тем, чтобы к возвращению Хоуп с работы на столе был ужин. По вечерам они читали в гостиной. Однажды прогулялись до Главной за мороженым. В другой раз сделали друг другу педикюр.

И все-таки в воздухе витало напряжение. Смутная, неоформленная тревога насчет Хоуп не покидала. Жаль, что не получалось облечь в слова это грызущее беспокойство и злость – да, злость, – но Твайла сама еще не разобралась в себе. Так оно и нарывало внутри.

Вечером вратника Хоуп вернулась домой с работы, когда Твайла мучилась над выбором наряда на свидание.

– Нет и нет, – заявила Хоуп, осмотрев два варианта, которые Твайла выложила на кровать. – Тоже нет, – добавила она, указывая на голубое платье-футляр на Твайле.

Твайла посмотрелась в ростовое зеркало в дверце шкафа.

– Что с ним не так?

– Отлично подходит для чаепития или похорон.

– Мне все три кажутся вполне ничего, – сказала Твайла, которая три минуты назад страдала над ними.

– Мам, «ничего» – это не то, что нужно сегодня. Надень что-нибудь открытое, покажи тело, боже мой!

Хоуп уже зарылась в шкаф Твайлы и перебирала одежду, скрежеща вешалками по металлической штанге.

– Мое тело видало лучшие дни, дорогая. Кому захочется на него смотреть?

– Да что ты говоришь. Вот! – Хоуп, не оборачиваясь, кинула Твайле единственную пару нарядных черных брюк. Твайла еле успела их подхватить. – Погоди-ка… У меня есть идеальная блузка.

Хоуп выскочила из комнаты, а Твайла сняла отверженное платье и надела штаны – слишком, по ее мнению, обтягивающие. Дочь вернулась с облегающим шелковым топом белого цвета без рукавов. Замерла, увидев Твайлу в штанах и бюстгальтере.

– Мам, нет. Нет.

– Что?

– Бюстгальтер.

Твайла посмотрела на практичные чашечки телесного цвета.

– С ним что не так?

– Боги одарили тебя шикарным декольте. Давай-ка приподнимем твои сиськи! – Хоуп дважды хлопнула в ладоши, будто грудь Твайлы вскочит по приказу.

– Чтобы их приподнять, понадобится кран. Доживешь до моих лет – поймешь, что удобство важнее, чем декольте.

– Это я пойму, только когда умру.

Хоуп зарылась в ящик с бельем Твайлы, восклицая от возмущения и ужаса. Твайла тоже восклицала от возмущения и ужаса, в основном потому, что дочь перевернула с ног на голову все ее аккуратно сложенное белье.

– Вот! – воскликнула Хоуп, вытаскивая бюстгальтер, о существовании которого Твайла совершенно забыла, – прелестную кружевную штучку с косточками, купленную в момент провала самооценки, когда пришлось смириться, что набранные после сорока двадцать пять фунтов [5] никуда уже не уйдут.

– Не уверена, что я в него влезу.

– Это наш единственный вариант. Не я придумываю правила. Рискну спросить, а какие на тебе трусы?

– Какая разница?

– Женщина настолько сексуальна, насколько сексуально ее белье.

– Отвратительные двойные стандарты. Мужчине ты такое сказала бы? Зачем я плачу за твое обучение?

– На тебе хлопковые бабкины трусы, да?

Твайла фыркнула.

– Любой женщине лучше носить хлопковые бабкины трусы. Стринги, которые врезаются между ягодиц, – это недопустимо. Удобное белье – право, дарованное нам богами.

– Спасибо Бабушке Мудрости, что тебе хватило ума купить парные трусики, когда ты пошла за этим бюстгальтером. Надевай. Не спорь. – Хоуп стрельнула трусиками в Твайлу, как из рогатки.

Твайла поверить не могла, что подвергается такому насилию со стороны собственной дочери, но вообще-то Хоуп разбиралась в свиданиях куда лучше нее. Она послушно переоделась в кружевной лифчик и трусики, надела блузку.

– Ну ты посмотри, какой секс! – воскликнула Хоуп, когда Твайла пораженно смотрела в зеркало. Под тканью черных штанов бедра выглядели слишком неровно, а белье уже залезло меж ягодиц. Косточки неудобного бюстгальтера впивались в кожу под грудью, а низкий вырез-водопад обтягивающего топа открывал куда больше, чем Твайле хотелось бы.

– Дорогая, что-то я не уверена, – с сомнением произнесла она.

– Верь мне. И, кстати, надень каблуки.

– Каблуки