Отель Перекресток - Андрей Александрович Васильев

из небольшого чемоданчика, нес рослый парень, который на нас даже не глянул. То ли не счел нужным, то ли с чего-то решил, что они, обитатели первого этажа и мы, коридорные, не друзья.

Ну или он просто ни с кем не хочет знаться, как наша соседка Натэлла.

Женщина открыла номер, дождалась, пока белл-бой занесет в нее чемодан, сунула ему какую-то купюру, а после закрыла за собой дверь. Мало того — мы услышали, как в замке щелкнул ключ.

— Зашибись, — выдохнула Инна. — Здесь и без того непонятно, под каким соусом с ней общаться, так она еще и заперлась!

— Ничего, — успокоил ее я, провожая взглядом переносчика багажа, который, уходя, даже кивком нас не поприветствовал. — Старый добрый стук в дверь с комментарием «обслуживание номеров» пока никто не отменял. Подождем часок, а там и дерзнем. Не выйдет — через час повторим.

— Есть хочу, — вдруг сообщила мне Инна. — Я, когда психую, всегда жру как не в себя.

— С этим хуже. Еды нет и до ужина не предвидится.

— А ты, прожорливый Тёмка, еще и компот мой за обедом выдул, — насупилась девушка. — Может, именно его мне и не хватило!

Про то, что она мне сама его отдала, напоминать напарнице я не стал. Такие аргументы особами прекрасного пола никогда не рассматриваются, особенно когда те чего-то прямо сейчас хотят и получить не могут.

Время тянулось невозможно медленно. Я уже и записи в блокноте дополнил еще кое-какими мелочами, и на кровати полежал, и в окно посмотрел. Там все оставалось как прежде — застывшее в одной точке солнце в небесах, безупречно подстриженные кусты, образующие премиленькие аллеи, где так приятно бродить с какой-нибудь наивной и верящей в истинность чувств барышней, да ажурная вязь высокого забора, за которой вообще уже ничего нельзя было рассмотреть. Да и не факт, что там что-то вообще есть. По крайней мере, мне именно эта версия кажется наиболее возможной.

И — ни души. Пусты дорожки, не бродит никто по ним никто — ни влюбленные, ни садовники.

Вот тоже интересно: а если гость вечером захочет пройтись после ужина моциона ради, то его выпустят из здания? И если да, то увижу я его в это окно или нет?

Впрочем, тут сначала следует задать другой вопрос: а тут вообще вечер есть? Времени с того момента прошло не то чтобы совсем уж мало, но не заметно, чтобы солнышко сильно сдвинулось с места. А ну как тут вечный день? Не хотелось бы, подобные штуки давят на мозг посильнее постоянного шума или, к примеру, навязчивого запаха. Довелось мне как-то недели две провести в северных широтах во время полярного дня, когда солнце над горизонтом висит, но уходить за него упорно не хочет. Ощущения так себе, в какой-то момент подобное явление начало меня бесить не по-детски. Да и не меня одного.

Инна, лежащая на своей кровати и смотрящая в потолок, похоже, тоже предавалась каким-то невеселым мыслям, это я понял по тому, как невесело она время от времени вздыхала. Можно было бы выяснить у нее, что и как, может, она даже и поделилась бы со мной своими печалями, но делать этого я не стал. Зачем сразу лезть человеку в душу? Потом она начнет думать, что напарник ее специально на разговор раскрутил, навертит вокруг этого факта какую-нибудь шпионскую теорию, а затем еще и вывод какой-нибудь странный сделает вроде того, что таким образом я ее пытаюсь в постель уложить. Логика, елки-палки. Пишется через «л».

Нет уж, пусть сама потом расскажет, доброй волей. Рано или поздно к этому все и придет, такой у нее психотип. Если пытаться сломать — не получится, она из упрямства держаться будет, да еще и смеяться в лицо. Из принципа. Если обмануть, даже пустячно — не простит и не забудет, хоть сто лет пройди. Нет, скажет, что, мол, «все нормально, не бери в голову», но только чтобы этот человек от нее отстал, а на деле ни единой мелочи из памяти не выкинет. Но если с ней вести себя по-людски, стать тем, которому она начнет доверять, кто не станет над ней смеяться, даже если она поделится самым сокровенным, — последнюю рубашку отдаст. Просто на это нужно время большее, чем полдня. Ну а поскольку нам спешить некуда, то торопиться я не стану.

При этом, повторюсь, мне с напарницей провезло. Лучше вот такая, с тараканами в голове, вздорная и готовая ответить ударом на удар, но зато готовая идти вперед, чем покладистая и идущая туда, куда ей сказали.

Я в очередной раз глянул на часы — час, отмеренный до визита в номер нашей первой постоялицы, подходил к концу.

— Ну что, душа моя, пописаем да пойдем? — вставая с кровати и потягиваясь, произнес я. — Однако…

Довести мысль до логического финала мне не дал телефонный звонок — громкий, чуть дребезжащий и, признаться, противный. Я такого лет сто не слышал. Хотя — неудивительно, учитывая возраст аппарата, который явно помнил те времена, когда еще конки по городам ездили.

— Звонят, — ткнула пальцем в телефон Инна.

— Слышу.

— Так ответь, — резонно предложила девушка. — Чего ждешь? А, да ну тебя. Все самой приходится делать.

Она на секунду опередила меня, сняла трубку, приложила ее к уху и прощебетала:

— Внимательно!

Кто и что ей ответил, я не понял, до меня доносилось только неразборчивое бормотание.

— Да-да, поняла. Нет-нет, мы сейчас к вам заглянем, так принято у нас в отеле. — Инна сделала то, что в народе называют «большие глаза» и потыкала указательным пальцем свободной руки в сторону двери. — Через минуту мы у вас.

Положив трубку на металлические рычаги аппарата, она глубоко вздохнула и сообщила мне:

— Сама позвонила. Прикинь?

— Да уж понял, — заверил ее я. — Чего хочет?

— Какие-то пожелания у нее есть. Она начала было мне что-то вкручивать, но я перевела разговор… Да ты все слышал, чего я распинаюсь? Пошли уже. И так вон сколько времени потеряли.

— Пошли, — покладисто согласился я, обуваясь. — Да, еще вот что.

— Что? — обернулась ко мне Инна, подошедшая к зеркалу, вделанному в дверцу шкафа.

— «Внимательно» не совсем то слово, которое годится для ответа в нашей ситуации. Может, лучше что-то другое попробовать?

— А это уже придирки.