Лорел Гамильтон - Прегрешения богов

Фар Дарриг протянул ко мне руки из-за ног Дойла:

— Дай мне только имя, царица, умоляю. Дай мне имя, и я снова обрету жизнь.

— Не надо, Мередит, пока ты не поймешь, кем они были и кем могут стать снова.

— Нас осталась горстка в целом мире, Мрак! — Он готов был перейти на крик. — Что за вред мы можем причинить?

— А если бы тебе не нужно было, чтобы Мередит сняла с вас проклятие, не нужно было бы ее желание это сделать, добрая воля королевы волшебной страны, что бы ты сделал сегодня ночью с выбранной тобой смертной женщиной, Фар Дарриг?

Глаза Фар Даррига полыхнули такой ненавистью, что я попятилась дальше за Дойла, а Холод шагнул вперед, и я снова видела Фар Даррига только в просвет между их телами, как при нашей первой встрече. Он смотрел на меня в этот просвет, и мне становилось по-настоящему страшно.

Он поднялся на ноги с некоторым трудом, словно у него колени затекли от долгого стояния на тротуаре.

— Не обязательно со смертной, Мрак. Или ты забыл, что когда-то мы в магии были соперниками вам, и сидхе грозила не меньшая опасность, чем людям?

— Нет, не забыл. — В голосе Дойла звучала ярость. Такого тона я у него еще не слышала — кажется, там было еще и что-то личное.

— Нигде не сказано, как мы должны получить от королевы наши имена, — ухмыльнулся Фар Дарриг. — Я попросил добром, но могу и по-другому. Она мне с радостью даст имя, спасая себя и своих детей. И ты ей это разрешишь.

Стражи шагнули тесней друг к другу, и Фар Дарриг стал мне не виден.

— Даже не подходи к ней, Фар Дарриг, или умрешь на месте. А если мы унюхаем твою работу в преступлениях против людей, тебе не придется больше оплакивать утраченное величие — потому что покойники не плачут.

— Ха, и как же ты отличишь работу Фар Даррига от работы людей, пропитавшихся нашим духом? В новостях не музыку с поэзией показывают, Мрак.

— Поехали, — прервал разговор Дойл.

Мы попрощались с Райтом и О'Брайан и сели в машину. Я завела мотор, но не тронулась с места, пока наши провожатые не влились в полицейскую толчею у магазина. Наверное, мы все трое не хотели оставлять О'Брайан в непосредственной близости от Фар Даррига.

Зато из «Фаэля» вышла Алиса в своем готском прикиде, подошла к Фар Дарригу и обняла его, а он обнял ее. Они пошли обратно, взявшись за руки, но он глянул на нас через плечо, когда я включила передачу. Взгляд был откровенно вызывающий — «помешай мне, если сможешь». Они скрылись за дверью, я аккуратно встроилась в поток машин на улице и только потом спросила:

— Что это было?

— Не хочу объяснять, пока еду в машине, — сказал Дойл, успевший вцепиться в дверцу и приборную доску. — О Фар Дарригах не говорят, когда испытывают страх. Иначе призовешь их и дашь им власть над собой.

Я ничего не смогла ему возразить — я помнила время, когда была уверена, что Мрак Королевы чувств не испытывает вообще, а уж страха в особенности. Я успела узнать, что Дойл наделен теми же эмоциями, что и все. Он нечасто признавался вслух в своих слабостях, но сейчас привел тот единственный аргумент, который не дал мне допросить его по дороге на пляж.

Я позвонила по блютузу домой и в пляжный домик, где нас давно ждали, сообщила всем, что с нами все в порядке и пострадали только папарацци. Случается, что закон кармы срабатывает без промедления.

Глава 14

Пляжный домик Мэви Рид нависал над океаном, наполовину опираясь на утес, и наполовину — на сваи из дерева и бетона, рассчитанные на землетрясения, оползни, цунами и что там еще приготовил для него климат Южной Калифорнии. Дом стоял в огороженном поселке, с будкой и охранником на въезде. У этой будки мы и простились с прессой — потому что нас нашли, разумеется. Это чуть ли не волшебство — как они нас находят, где бы мы ни были. Чутье у них собачье. Их не так уж много было на узкой петляющей дороге, но хватило, чтобы создать разочарованную толпу у ворот.

На воротах стоял Эрни — пожилой афроамериканец, в прошлом военный. Со службы он ушел после ранения — какого именно, он никогда не рассказывал, а я достаточно знаю о приличиях в мире людей, чтобы не спрашивать. Эрни нахмурился, глядя на паркующиеся в отдалении машины.

— Позвоню в полицию, пусть зарегистрируют нарушение границ частного владения.

— Они не сунутся за ворота, пока ты здесь, Эрни, — сказала я.

Он улыбнулся:

— Благодарю, принцесса. Я стараюсь.

Он приподнял воображаемую шляпу и отсалютовал Дойлу и Холоду. Они кивнули в ответ и мы поехали дальше. Не будь здесь ограды, мы достались бы на растерзание репортерам — вряд ли мне это понравилось бы, помня о выдавленных стеклах в магазинчике Матильды. Приятно было бы думать, что после этого несчастья папарацци от нас отвяжутся, но на деле их интерес скорее обострится. Парадоксально, но так и будет, чувствую.

В машине зазвонил телефон. Дойл вздрогнул, а я сказала в воздух у микрофона:

— Алло.

— Мерри, вы далеко? — спросил Рис.

— Почти на месте, — сказала я.

Он засмеялся — звук из-за блютуза казался жестяным.

— Это хорошо, а то наш повар боится, что все остынет.

— Гален? — спросила я.

— А кто же. Он еще с плиты ничего не снимал. Но пусть лучше дергается из-за еды, чем из-за тебя. Баринтус сказал, у тебя голос был взволнованный, когда ты звонила. Как ты там?

— Нормально, только устала.

— Мы уже почти у поворота к дому, — громко сказал Дойл.

— По блютузу слышно только водителя, — не в первый раз напомнила я ему.

— А почему не всех, кто сидит спереди?

— Что ты сказала, Мерри? — спросил Рис.

— Это Дойл сказал. — В сторону, тише, я сказала: — Не знаю.

— Что не знаешь? — спросил Рис.

— Прости, не привыкла к блютузу. Мы почти доехали, Рис.

На старом столбе у дороги сидел громадный черный ворон. Завидев нас, он каркнул и расправил крылья.

— Катбодуа тоже скажи, что у нас всё о'кей.

— Там что, кто-то из ее питомцев?