Михаил Ахманов - Али Бабаев и сорок покойников

– Счастливый ты, Бабай. В таких местах бывал, такие видел чудеса! Багдад видел, Каир видел, Тегеран… Нил, пирамиды, Великого Сфинкса… Мекку с Мединой тоже видел, да?

– Да, – бросил Али Саргонович, а про себя подумал: век бы на них не глядеть. В Мекку он прибыл под видом дервиша, проинспектировать местных агентов – было подозрение, что служат они трем хозяевам, денег сосут немерянно, а толку – как шерсти с осла. Подозрение подтвердилось, и он ликвидировал ренегатов. Неприятная работа! К тому же пришлось обойти вокруг Каабы и целовать священный камень. Это в сорокаградусную жару, в толпе завывающих паломников!

– Не хочешь рассказывать, не надо, – произнес Гутытку, любивший послушать про сады Семирамиды и вообще про сказочный Восток. – Однако какая дорога без беседы? Давай я мало-мало расскажу. Еврейский анекдот хочешь? Дед Мойше их столько знал, что…

Ссс… Фрр! Рры-ы!

Мимо пронеслась огромная машина, «ландкрузер» или что-то в этом роде. С таким шумом пролетела, что Кабул рыкнул со сна и заскреб когтями по сиденью.

Обогнали Бабаева справа, едва не сбив кронштейн с зеркальцем в последний миг он успел отвернуть и пересек сплошную осевую, заехав передним колесом на встречную полосу. Быстро выправив свой «жигуленок», он пробормотал сквозь зубы: «Хакпур [23] трахнутый! Ну, я тебя!» – и прибавил газу. Но догнать обидчика было нереально – тот шел на скорости сто семьдесят, рассекая воздух подобно метеору. Бабаев снова выругался, уже на ассирийском; к этому языку он прибегал в крайнем раздражении.

– Как ездит, верблюжий плевок! Где дорожная полиция? Как их теперь называют?… ГАИ?… ГИБДД?… Куда они смотрят, дети слепцов? Кого за руль пускают? В Багдаде за такое…

– Успокойся, Бабай, – сказал Гутытку. – Кто гонит нарты с закрытыми глазами, найдет свою смерть. Найдет, не сомневайся! Божьи мельницы мелют не быстро, но верно.

– Так твой дед Мойше говорил?

– Нет, это английская пословица.

– Ну конечно, ты ведь у нас знаток языков, – буркнул Али Саргонович и через некоторое время произнес: – Давай свой еврейский анекдот. Хочу слегка развеселиться.

Гутытку оживился.

– Однажды Кац решил записаться в ниндзя и купил черный плащ с капюшоном…

Позади взвыла сирена. Кабул, окончательно проснувшись, зарычал. Прервав историю, Гутытку произнес:

– А вот и дорожная полиция, Бабай. Однако нам сигналят.

Бабаев свернул на обочину и остановился. Полез было в карман за депутатским удостоверением, да вспомнил, что оно в столе, в офисе на Лесной. Чертыхнулся, вытащил права, паспорт и воинский билет.

В окне замаячила усатая рожа.

– Сержант Кузьмин. Нарушаем, господа-товарищи? Документы!

– Это федеральная трасса, – сказал Бабаев. – Я ехал быстро, но с дозволенной скоростью.

– С дозволенной, – подтвердил сержант Кузьмин, изучая бабаевские документы. – Тут претензий нет. Но ехали быстро и выехали на встречную полосу. В неположенном месте. Хоть ты и пан полковник, а в неположенном нельзя. Никак нельзя.

– Меня подрезали! И ты, сержант, это видел! – рявкнул Бабаев.

Сержант ухмыльнулся и махнул в сторону своей машины.

– Кого я могу догнать на этой развалюхе, тот и виноват. Штраф платить будем?

Бабаев понял, что пререкаться бесполезно.

– Сколько?

– Пятьсот по квитанции или триста сюда.

Сержант Кузьмин подставил широкую ладонь. Кабул грозно рыкнул и потянулся куснуть наглеца.

– Придержи собачку, полковник. Я ведь к тебе со всей душой… А могу две квитанции выписать, и обе – по пятьсот.

– Знал бы ты, от кого бакшиш получаешь, – с горечью молвил Али Саргонович, отсчитывая три сотенные. – Не от полковника Бабаева – от законодательной ветви власти! От депутата Государственной Думы!

– Загибаешь, полковник. Депутаты на «жигульках» не ездят, отозвался сержант Кузьмин, спрятал деньги и был таков.

Кабул скалил зубы и глухо рычал – должно быть, не нравились ему мздоимцы. Развернувшись на сиденьи, Гутытку потрепал пса по спине, почесал за ушами. Задумался, что-то вспоминая, и произнес:

– Предупреждал дед Мойше: береги задницу от геморроя, а мошну от гаишника. Так и есть! Однако ты расстроился, Бабай… Хочешь, я за руль сяду?

– Я думал, Гут, ты на собаках да оленях ездишь, – сказал Бабаев в изрядном удивлении. – Где водить научился?

– Научился… – Гутытку неопределенно повел рукой.

Они поменялись местами. Вскоре Али Саргонович убедился, что на джадида можно положиться: ехал он точно по струнке, скорость держал уверенно и не лихачил. Вспомнились Бабаеву слова Тутуна Зензинсона насчет «машина водить» и невольно подумалось, что всех талантов своего помощника он еще не знает. Вдруг Гутытку и в английском спец?… Вдруг и с топориком управится, если злодей полезет в юрту?…

– Гляди-ка, Бабай, – вдруг сказал Гутытку. – Не тот ли хакпур, что нас обогнал?

На обочине виднелся знакомый силуэт. Хозяин, покинув свой наземный крейсер, облегчался в придорожных кустиках, а его приятель курил, облокотившись на заднюю дверцу. Оба – мужики под тридцать, коротко стриженые, с квадратными плечами, одетые щеголевато: золотой цепью курильщика можно мамонта удавить. То ли бандиты, то ли новые русские, подумалось Бабаеву.

– Тормози, – велел он Гугытку и, когда «жигуль» замер метрах в пяти от «ландкрузера», вылез из машины. Хозяин заморского дива уже закончил свои дела в кустах и с сосредоточенным видом подтягивал штаны. Его приятель бросил равнодушный взгляд на Бабаева и отвернулся.

– Слушай, хурдак [24], – сказал Али Саргонович, – ты мне триста рублей должен. Плюс моральную компенсацию.

Водитель «ландкрузера» застегнул ширинку и покосился на Бабаева. Так чугунная сковорода могла глядеть на ситечко для чая.

– Я тебе ничего не должен, чурка. Разве, бля, по чучмекской твоей роже.

Голос у него тоже был как у чугунной сковороды.

Холодная ярость охватила Бабаева. Гневался он редко, но в гневе был страшен и отвечал на оскорбление с той скоростью, с которой молния падает с небес.

– Придется обойтись моральной компенсацией, – процедил он сквозь зубы и метким ударом поставил хурдаку фингал под левым глазом.

Лицо стриженого побагровело. Он размахнулся, целясь Бабаеву в висок, и заорал:

– Ты, падла черномазая! Ты откуда взялся, бля? Из Душанбе? Ну, сейчас будет тебе дюшанбей по яйцам и почкам! Жеваной бумагой станешь харкать!

Его кулак просвистел мимо уха Бабаева.

– У молодого льва больше страсти, у старого – злости, – заметил Али Саргонович и поставил хурдаку фингал под правым глазом. Потом свернул нос на бок.

– Колян! Бля, Колян! – завопил его противник. – Ты че стоишь, Колян?