Сергей Михайлов - Оборотень

Весть о вооруженных бандитах произвела на Мячикова сильное впечатление.

— С ума можно сойти! Нет, это прямо сумасшедший дом какой-то! Наркотики, убийства, мафия — и где? В тихом, мирном доме отдыха, в глуши, у черта на рогах! Где же здесь логика?

— Опять вы за свое, — недовольно покачал головой Щеглов. — Логика должна следовать за фактами, опираться на них, а не наоборот, поймите это раз и навсегда. Ладно, довольно демагогии, об этом поговорим как-нибудь на досуге, если, конечно, живыми выберемся отсюда. А сейчас, Григорий Адамович, пока до пятнадцати ноль-ноль еще есть время, я хотел бы услышать ваш рассказ.

— Рассказ? Какой рассказ?

— Рассказ о том, что вы видели, слышали или знаете о только что произошедшей трагедии. Ведь вы сидели с покойным за одним столом.

— Да тут и рассказывать, собственно, не о чем, — пожал плечами Мячиков. — Все происходило на ваших глазах. Подошел я к раздаче, вижу — стоит впереди мужчина и ждет, когда его обслужат. Я встал следом за ним.

— Ни он, ни вы не взяли первого блюда. Почему?

— Да потому, что первого нам никто не предложил. Обед подходил к концу, и первого, видимо, просто не осталось.

— Так, — Щеглов кивнул. — Дальше. Что было потом?

— Он сел за свободный столик, а чуть позже к нему присоединился я. Оказалось, что ни у него, ни у меня нет столовых приборов, и ему пришлось сходить за ними — ведь надо же кому-то идти. Вот и все. Потом мы сидели и молча ели. Честно говоря, он меня мало интересовал, и я к нему особо и не приглядывался. Все произошло совершенно внезапно: он вдруг захрипел, посинел, выпучил глаза, чуть привстал и повалился набок. Остальное вы знаете.

— Вы ничего не заметили подозрительного? В его поведении, например, или еще в чем-нибудь?

— Нет, все было обыденным. Но одно замечание, Семен Кондратьевич, я все же хочу сделать. Дело в том, что он не притронулся к компоту.

— Так-так! — Щеглов прищурился. — Интересное наблюдение. И какой же вывод вы из этого делаете?

— Первый вывод, — продолжал Мячиков, — это мое алиби — на тот случай, если вы вдруг заподозрите меня в умышленном отравлении. Скорее всего, яд попал в его организм во время приема пищи, а раз он не пил компот, то яд нужно искать либо в котлете, либо в гарнире.

— Верно, Григорий Адамович, — кивнул Щеглов, — вот теперь ваша логика вполне уместна и, главное, опирается на факты. Дальше. В чем же ваше алиби?

— Имейте терпение, Семен Кондратьевич. Итак, если бы яд был в компоте, это заметно осложнило бы наши поиски, поскольку в жидкости практически любой яд растворяется почти мгновенно и без следа. Теоретически мне достаточно было бросить необходимую дозу в его стакан, ну, хотя бы в тот момент, когда он отлучился за вилками, чтобы добиться желаемого результата. Но, повторяю, он к компоту не притрагивался, и вы, Семен Кондратьевич, наверняка должны были обратить на это внимание — стакан оставался полным. А сей факт может означать только одно: яд был введен либо в котлету, либо в картофельное пюре, и здесь отравители явно просчитались.

— Просчитались?

— Именно просчитались. Ведь ввести яд в подобную пищу, в отличие от компота или, скажем, чая, можно только в момент ее приготовления, а готовилась она на кухне. Значит…

— Великолепно, — одобрил Щеглов, не дав Мячикову закончить. — Вы сумели правильно проанализировать имеющиеся в нашем распоряжении факты и, что не менее важно, сделали верный вывод. Преступников следует искать на кухне, среди поваров либо лиц, имеющих доступ к пище. Вы ведь именно это имели в виду, Григорий Адамович?

— Совершенно верно, — согласился Мячиков. — Теперь вывод второй. Я абсолютно уверен, что это отравление не случайно и здесь действительно имело место преступление.

— И на чем же эта уверенность основана?

— Отравиться человек может только тремя путями: через несчастный случай, самоубийство или благодаря вмешательству злой воли. Несчастный случай отпадает, поскольку столь сильный и быстродействующий яд случайно в пищу попасть не мог, это исключено. Версия с самоубийством тоже не выдерживает критики — не будет же человек в свой последний час набивать желудок пищей! Остается последний вариант, то есть убийство.

— Полностью согласен с вами, Григорий Адамович, — кивнул Щеглов. — По-моему, это единственно верная версия происшедшего события. Впредь ее и будем придерживаться. У тебя есть возражения, Максим?

Я сказал, что столь железной логике мог возразить разве что круглый идиот, после чего выразил искреннее восхищение моими коллегами-сыщиками. Честно говоря, от Мячикова таких блестящих успехов я не ожидал.

6.

До трех оставалось чуть меньше получаса, когда в дверь кто-то робко, но настойчиво постучал.

— Товарищ капитан! Товарищ капитан! — услышали мы испуганный голос директора. — Скорее! Народ волнуется, того и гляди начнется паника. Прошу вас, сделайте что-нибудь!

— Я так и знал! — нахмурился Щеглов. — Что ж, придется усмирять стихию.

Он выскочил в коридор, я бросился вслед за ним; на какой-то миг передо мной мелькнуло бледное, растерянное лицо директора. Мячиков остался в номере.

— Кстати, — бросил на ходу Щеглов, — подумай на досуге над таким вопросом: каким образом отравленная пища оказалась только в одной тарелке и не попала в другие — ведь мы ели точно такие же котлеты и точно такое же пюре. Вопрос ясен? — Я кивнул. — Дерзай!

Весть об очередной трагедии вмиг разлетелась по этажам. Здание гудело, словно улей. Люди были в шоке, вот-вот готова была вспыхнуть паника, еще немного — и ситуация стала бы неуправляемой. Тот факт, что отравление произошло в столовой, поверг людей в ужас. Кому-то уже стало плохо, у кого-то вдруг появились рези в желудке, а двое или трое, схватившись за животы, скрючившись и выпучив глаза, помчались куда-то с резвостью, не оставляющей ни у кого сомнения, что их видят в последний раз. Народ роптал, собравшись в холле третьего этажа, и готов был уже, по-моему, устроить суд Линча над работниками столовой, когда отважный капитан Щеглов врезался в самую гущу и твердым, властным голосом, заставившим всех разом присмиреть, произнес:

— Товарищи, соблюдайте спокойствие! Вашим жизням не грозит никакая опасность, отравление было единичным и совершенно случайным.

— А ты кто такой? Тоже мне, умник нашелся! — послышался из толпы чей-то ворчливый голос, и я сразу же узнал в его обладателе нашего соседа по номеру, того пузатого типа, который занял номер Хомякова.

— Я — следователь МУРа капитан Щеглов. Вот мое удостоверение. Директор дома отдыха подтвердит мои полномочия.

— Да-да, этот товарищ из органов, — скороговоркой проговорил невесть откуда взявшийся директор, причем сказано это было с такой убежденной неистовостью, что я сразу же понял: этот испуганный представитель администрации больше всего в жизни боялся сейчас, что ему не поверят, и ответственность за случившееся падет исключительно на его бедную голову. Но «товарищ из органов» решил принять удар грозной стихии на себя.