Контрольная группа - Павел Александрович Шушканов

– Давай так. Спор. Первый пойдет домой тот, кто скажет слово «да». И то, что я сейчас сказала не считается. Идет?

– А если нам позвонят.

Она требовательно протянула руку и я, поняв, что она хочет, вложил ей в ладонь свой черный телефон. Она достала свой. Яркий. Каждая кнопка была подсвечена своим цветом. Поискав подходящий тайник, она обнаружила в стволе дупло на месте ломаной ветки и поднявшись на цыпочки аккуратно опустила их туда.

– Достанем, когда кто-то проиграет. Если, конечно, найдем в темноте. Согласен?

И я мгновенно едва не проиграл.

Солнце садилось быстро. Мы бегали по тропинкам, распугивая белок. Саша норовила пройтись по каждому бетонному бордюру, а я держал ее за руку. Ее пальцы и ладонь были тонкими и теплыми. В конце тропинки она спрыгнула, коснулась моего лица и всмотрелась в глаза.

– Ты похож на нее, – заключила она.

– На кого? – не понял я.

– На свою маму. Нет, серьезно, – она положила мне ладони на виски и слегка покрутила голову. – Когда будешь в зеркало смотреться, внимание обрати. И еще улыбнись. Да не скалься, а так как она только нижней губой. Ну вот, что я говорила!

– Ты ее знала? – неуверенно спросил я.

Саша развела руками.

– Почему это знала? Знаю. Знала – это если забыла. А я помню. Она приходила к нам в класс на День родителя. Рассказывала, как это здорово быть художником. Мне прямо очень понравилось сама захотела бы стать, но я рисовать не умею. А ты умеешь?

– Немного, – сознался я.

Она потащила меня к нашей лавке. Долго копалась в портфеле, а потом извлекла карандаш и блокнот.

– Давай!

– Ты что смеешься? – попытался вернуть блокнот.

Саша покачала головой и обняв меня за плечи ловко всунула мне его в руки обратно.

– Рисуй. Ну не меня же, глупый. Начни с лавки. Это же правда очень необычно – лавка на краю парка и не под деревьями. Словно ее выгнали.

Я вздохнул и открыл блокнот.

Солнце спешило за горизонт. Оно окрасило низкие облака в желтый, потом скрылось за школой. Небо темнело, тут и там зажигались фонари.

Я едва различал Сашино лицо, зато хорошо слышал ее голос. Она говорила о птицах и лете, о море, которое видела только один раз и о старой школе, в которую ходила всего год, прежде чем они переехали. Я слушал и продолжал рисовать. Лавка скрылась за изгибом листа и на ее место пришел старый фонарь, а его сменила тропинка, уходящая в тень деревьев. Сгущались сумерки и рисунки выходили все более и более темными.

– Посидим еще часок? – попросила Саша и умоляюще сложила руки.

– Да, кивнул я с улыбкой.

А Саша щелкнула меня по лбу ногтем.

– Значит ты проиграл. Неси телефоны. Хотя нет, я с тобой. Заблудишься еще.

Дупло в старом дубе мы нашли сразу, хотя я надеялся на более долгие поиски. Она сунула свой телефон в карман, а на моем нажала кнопку.

– Марта. Эта Саша, не кричи. Он со мной. Телефон в парке потеряли – искали пол дня. Нет, уже домой спешит. Пока.

Она вернула мне трубку.

– Ну зачем ты! – я хотел разозлиться, но не смог. – Я бы сам…

– Ну нет уж. У тебя задание посложнее. Сегодня вечером… У тебя есть мольберт?

Он у меня был. Нераспакованный. Последний подарок, к которому я так и не притронулся.

– Так вот, ты возьмешь его и нарисуешь первое что придет в голову.

Я улыбнулся.

– Тебя можно?

Она поднялась на цыпочки и аккуратно поцеловала меня в щеку.

– Меня нарисовать ты всегда успеешь. Идем, нам почти в одну сторону.

У выхода из парка я обернулся. Мне казалось, что в свете фонаря на желтой тропинке должны остаться наши следы, но их не было.

***

Дмитрий Александрович не вернулся к закату. Позвонить ему мы тоже не могли, так как ни один из наших телефонов здесь не ловил сеть. Нам нужен был телефон тренера – спутниковый, уверенно принимающий сигнал везде, но и он, понятное дело, к закату тоже не вернулся. Осторожная тревога неспешно перерастала в страх и норовила вот-вот сорваться в панику. Сначала шептались группками по двое-трое. Нервно трепали телефоны в попытках найти сеть, потом сдавшись собирались на пустом пространстве между стеллажами, таща коробки и полупустые сумки чтобы не сидеть на полу.

– Пойдем к ним? – осторожно спросил Марк.

– Зачем?

– У них тепло и разные идеи.

Грелись они, паля кусочки от деревянных стеллажей в большой консервной банке. От идей толку было столько же.

– Иди.

Марк не шевельнулся. Только насупился и поплотнее вжал голову в воротник.

– Слушай, сказал он шепотом, – у меня есть кое-что. Пачка Седатина – мне мама покупала в аптеке. Сильное успокоительное. На всякий случай вожу с собой. Если подсыпать Руму сразу таблеток десять в его банку…

Я усмехнулся. Наивность на грани отваги.

– Нет, Марк, делать мы этого не будем. Иди к остальным, я сейчас подойду.

Но подошел я не сразу. я все выглядывал Сашу, но она сидела в дальнем углу накрывшись пальто, сидела, не двигаясь и возможно спала. Остальные тесным кружком собрались вокруг маленького костра из щепок. Рум сидел у двери, прислонившись к ней спиной, изредка курил и безучастно разглядывал остальных с вялым интересом. Словно без него все равно никто никаких решений принять не может. Впрочем, пока так и было.

– А ты что скажешь, Никит? – Егоров смотрел на меня исподлобья.

Я молча присел на край поломанного стеллажа.

– Нужно просто уходить отсюда, – голос Марго был непривычно высоким, словно норовил вот-вот сорваться. – Дмитрий Александрович сказал нам ждать до вечера, но он не вернулся, и мы не знаем, что там с ним произошло. И что с Димкой произошло. Возможно тут намного опаснее, чем мы думали перед экскурсией.

– Это очевидно, – усмехнулся Антон. – Ни Димки ни тренера. Если мы пойдем отсюда сами, да еще и ночью, то и нас не будет.

Марго терла лицо руками.

– Ребята! Да все, что нам нужно – как-то связаться с автобусом. Чтобы нас вывезли отсюда.

– Как? Письмо им написать? – Антон развел руками. – Ты предложи что-нибудь конкретное для начала.

– Конкретное, – Марго подскочила с места и указала рукой за окно, за которым стремительно темнело. От фонарей протянулись длинные тонкие тени. – Просто взять и пойти. Сколько там до ближайшего города или поселка? Пятьдесят километров? Это не пятьсот. Мы легко дойдем, если не будем ныть и останавливаться каждые полчаса.

– Вы представляете, да? – Егоров чертил