Контрольная группа - Павел Александрович Шушканов

Я присел рядом. Принялся молча собирать разбросанные вещи. В ладонях они уж не вмещались, но Саша подставила раскрытую сумочку.

– Кидай так. Там все равно страшный бардак.

Я помог ей подняться, а она поблагодарила меня кивком головы. И никуда не ушла, хотя я думал, что увижу ее сейчас удаляющейся торопливым шагом. Но Рум догнал бы. И вряд ли из этого вышло бы что-то хорошее.

– Как ты? – банально и глупо спросил я.

– Спасибо, Никита, хреново.

Саша потирала ушибленный локоть и изредка прикладывала к носу то платок, то просто рукав.

– Простыла?

Она кивнула.

– Уснула с открытым окном. Сама виновата.

Последнее она произнесла как-то тихо, словно говорила о другом.

– Извини, – сказал я.

Саша разглядывала кончики своих волос, потом собрала их в короткий хвост и перетянула тугой резинкой.

– За что, Никита?

– Я должен был вмешаться.

– Не должен. Это вообще не твое дело. Иначе помогал бы мне собирать мои вещи, но уже со сломанными ребрами.

Она произносила мое имя, а мне казалось, что каждый раз я замираю в этот момент, замедляю время и смотрю как ее губы аккуратно произносят по буквам: Ни-ки-та.

– Ты хотела уйти?

– Я хотела найти своего парня. Может он лежит где-то на дне колодца с пробитым легким, а я тут пью чай и любуюсь восходом, – она говорила все это спокойно, оттого казалось страшнее, словно и не фантазия это вовсе, а свершившийся факт.

Я должен был сказать, что все будет хорошо, но промолчал. Растрепанная и злая, она все еще была красива. Я хотел ее нарисовать даже такой, особенно такой. Я смотрел на нее и изо всех сил пытался запомнить.

– Болит? – я хотел тронуть ее плечо и не решился.

– Пройдет.

Послышался скрип двери, затем короткий пронзительный свист.

Мы обернулись на павильон, а лица за пыльными стеклами мгновенно отвернулись от нас. Лысая голова в проеме кивнула, загоняя внутрь.

– Ладно, идем, – сказала Саша и поправила на плече порванную сумочку.

– Никто не оставлял его главным, – тихо и зло сказал я.

– Так обычно и бывает. Всегда есть кто-то главный.

Я смотрел как она неспешно направляется к павильону, а потом пошел за ней.

***

«…Pourquoi voudriez-vous être

un mouton à cinq pattes…».

В переводе с французского это означало – зачем тебе быть бараном на пяти ногах, но я помнил, что речь тут идет скорее о белой вороне. Звонкий голос Алис Бенар долетал досюда из парка, из лавки мороженщика, радио которого пугало птиц и завлекало вечерних посетителей. Я сидел на лавке на самом краю парка, бросив портфель под ноги и смотрел как проезжают мимо машины. Тут даже деревьев не было. Словно лавку кто-то выставил из прохладного уюта на солнцепек к самой дороге, чтобы не мешала остальным лавкам наслаждаться. Как та белая ворона.

Голос французской девочки стих, уступил место заунывному причитанию о неразделенной любви. Я не вслушивался в песню, но она упорно лезла в голову, заглушая шум машин. Она постепенно начала запоминаться, а потом прокручиваться, даже когда музыка была без слов.

– Привет.

Ярко-синий портфель опустился возле меня. Я поднял взгляд, увидел два хвостика, перетянутых яркими резинками, яркие зеленые глаза с едва заметными нарисованными тонким карандашом стрелками. Катерина Сергеевна сказала бы, что рановато для шестого класса, но Саше очень шло. Скорее всего стрелки на глазах нарисовала сама маминым карандашом. И начала не так давно, с тех пор как вернулась из летнего лагеря. Саша уперлась носком босоножки в лавку, принялась поправлять на колготках непослушный шов.

– Ты чего здесь? Ждешь кого?

– Димку.

Она поморщилась.

– Ладно. Давай, жди.

Я кивнул ей вслед. В кармане непрерывно жужжал телефон, но я устал отвечать, что не приду и просто сбрасывал звонок, нащупав большую кнопку. Марта знала где меня искать, но она будет звонить и звонить, и звонить…

– Постой, – снова голос Сашки. – Я ж его видела. Он с Кисловыми и Баранцом в теплицу пошел.

– Хорошо, – сказал я, поставил портфель на коленки и продолжил сидеть. Мимо проехала еще одна машина забыв включить поворотник на перекрестке.

– Ждать что ли будешь?

Я пожал плечами. Очень хотелось, чтобы она ушла. Лучше писклявый голос про любовь, засевший в голове гвоздем чем ее вопросы. Но она не уходила.

– Хочешь скажу Марте или твоей маме, что ты в парке. Волнуются, наверное.

– Ее больше нет, – тихо сказал я.

– Кого? – не поняла она. – Марты?

– Мамы.

Теперь было самое время уйти. Дождаться где-нибудь за киосками на углу, пока скроются в конце тропинки хвостики и вернуться обратно. Эту отвергнутую парком лавку я уже полюбил. Но Саша исчезла, чем я успел от нее спрятаться. Ее голос вернулся только минут через десять. Саша присела рядом и положила мне на коленки сосновую шишку.

– Мне нужно точно такую же.

Надоедливая девчонка. Я хотел что-нибудь колко ответить, но она подсела ближе. Забрала шишку и поднесла ее к моему лицу.

– Видишь, она закрытая. А остальные открытые. А мне именно такая нужна, – она вздохнула. – Помогаю первоклассникам делать поделки на конкурс. Мои подшефные выбрали шишки, думали, что это просто. А не тут-то было.

– А две одинаковые зачем? – не понял я.

– Ну…, – она поднесла шишку к голове. – Это же Грима. Рожки – они должны быть одинаковые. Поможешь?

Я осмотрелся, кивнул на высокие сосны.

– Там смотрела?

– Если бы не смотрела – не просила бы.

Я вздохнул, снял портфель с коленок.

– Ладно, идем.

Найти закрытую шишку осенью – задача не из простых. Мы обошли половину парка, даже копались в урне, пугая ворон. Залезли под чью-то машину, а потом торопливо уходили под внимательным взглядом хозяина. Наконец сдались. Присели на край изгороди, оглядываясь вокруг и рассматривая мусор под ногами.

– Слушай, давай я тебе просто раскрытую клеем залью и спрессую, – предложил я.

– А ты умеешь?

– Что там уметь?

Саша кивнула.

– Ладно, с меня что-нибудь за помощь.

Она осмотрелась и увидела лавку с музыкой.

– Хочешь мороженное тебе куплю?

Я поморщился.

– Хорошо. Тогда поцелую. Прямо в губы и прямо сейчас.

– Давай мороженное.

Она улыбнулась и соскочила с изгороди.

– Тогда идем со мной. Я два не донесу, я растяпа.

К вечеру осталось только медовое. Оно было сладким и оранжевым, но не таким противным, как я думал. Скорее наоборот. Я осторожно обгрызал стаканчик, а Саша кусала прямо сверху и ее губы блестели от сладкого сиропа.

– У тебя жужжит, – она показала на мой карман.

– Да, я знаю.

Над нами пролетели птицы. Черное крикливое облако изогнулось