Олег Дивов - Дама с собачкой

Ознакомительный фрагмент

Дик послал официанта за напитком.

Мы обменивались незначительными репликами, приглядываясь друг к другу.

— Я смотрю, ты не стесняешься нашего прошлого, — сказал Дик удовлетворенно.

Я пожала плечами:

— Ты же не испортился за это время.

Дик рассмеялся:

— А дело именно в этом?

— Думаю, да. Неприятно разочаровываться в мужчине. Начинаешь думать о себе, что он-то всегда таким был, а вот ты просто была подслеповатой дурой. Даже обманутые надежды не так сильно влияют. Ну а раз ты нисколько не потерял в качестве, а надежд у меня не было — мне стыдиться нечего.

Дик чуть склонил голову, принимая комплимент.

— Странно, что ты выбрал Таниру в качестве резиденции. Раньше ты на дух не переносил курорты.

— Все очень просто. Я созрел до исполнения одной мечты. Мечта совершенно буржуазная, раньше я как-то даже скрывал ее. Мне казалось, она несовместима с моим имиджем. Потом осознал, что мой имидж только выиграет, и взялся за дело. Я, видишь ли, всегда хотел иметь сад. Да-да. С хвойными аллеями, с виноградными беседками и обязательно с розарием. Прямо спал и видел, как неторопливо подстригаю или опрыскиваю свои розы. Когда на меня находила хандра, я запирался в кабинете и часами просматривал энциклопедии растений, подбирая будущих жильцов моего сада. Таниру я выбрал из-за самого удобного экологического законодательства. В моем родовом доме, в Канаде, думать нечего посадить в открытый грунт растение не то что с другой планеты, а даже с другого земного материка. За растение из другого климатического пояса надо платить налог. Земляне помешались на сохранении естественной флоры. Делать мне нечего, как эмоционально спонсировать сумасшедших. Им ведь все равно, соглашаются с ними или спорят, главное — привлечь внимание. Перебьются. Поэтому я выбирал из колоний, где у меня есть интересы. На Большом Йорке проблемы с водой. Положим, я могу оплатить расход, но она же еще и некачественная. На Арканзасе прекрасно все, кроме климата и транспортных узлов. Я ведь собирался жить в своем саду. А арканзасский хаб не отвечает моим запросам. Да и климат там недостаточно хорош. Так что выбрал Таниру. Хаб тут тоже не идеальный, но есть возможность для расширения, я подумал и решил, что это интересно с деловой точки зрения. Климат — то, что надо. Экологическое законодательство — мечта идиота. Можно все, ограничение единственное: земельный участок должен быть в собственности. Да, разумеется, если мои растения начнут сорничать и появится самосев в сопредельных землях, я заплачу штраф. Но это мелочи. Зато теперь у меня есть сад. Я заложил его два года назад, сейчас он уже окреп и обрел достойный вид. При случае покажу тебе. Он хорош даже в ненастье.

Нам подали два бокала с фрешем.

— Не могу же я пить вино, если моя дама предпочитает соки, — пояснил Дик. — Тем более я сюда не напиваться пришел.

Фреш, на мой взгляд, не уступал тому, какой делали в «Венеции», но заметно отличался от него. Кажется, здесь использовали другой сорт клюквы, послаще.

— У меня к тебе будет просьба личного характера, — сказал Дик. — Ты ведь служила в четвертом округе. Там сейчас черт-те что творится. Энстон в бегах, зато хватают его клевретов. Аресты на каждой базе.

Я чуть повела кистью. О происходящем я знала ровно столько же, сколько любой обыватель: Август в расследовании не участвовал. Он ограничился тем, что свалил военного министра, покрывавшего Энстона, а дальше события развивались без него.

— Собственно, меня нисколько не волнуют аресты. Я считаю: не умеешь воровать — не берись. Если твоя безопасность держится только на омерте да на том, что тебя крышует министр, ты дурак. Рано или поздно навернешься со своего пьедестала, и тогда тебя разорвут. Тебя будут драть все, кто имеет законное право, а потом на твои ошметки налетит твое же шакалье. Поделом Энстону. Но я хотел попросить тебя о другом. Ты ведь водила знакомства с другими офицерами на базе?

— Разумеется.

— Женщины в этом плане наблюдательней мужчин. Да и информация у них несколько иного плана. Меня интересуют дети. Да-да, несчастные невинные детки, осиротевшие из-за того, что их родители были вписаны в коррупционные схемы. Пап-мам у них посадили, а деток рассовали по приютам. Попробуй вспомнить, кто из знакомых тебе детишек выделялся способностями. Область не имеет значения. Науки, искусства — неважно. Мне нужны талантливые дети.

Ну и семейка эти Монро, подумала я. Все чудесатее и чудесатее.

— Дик, это было давно. За четыре года многое изменилось. Дети, которые производили впечатление способных, могли стать обычными.

— Я не прошу тебя заняться отбором. Просто скажи, на кого обратить внимание. А проверю я сам. Видишь ли, в той кутерьме все торопятся, всем некогда, и есть шанс, что талантливого ребеночка не разглядят. Помоги мне.

— И что ты с ними сделаешь?

— Разумеется, возьму под крыло.

— Тебя небось в первую очередь интересуют девочки?

— Ну, Делла, — Дик даже обиделся, — зачем так шутить? Я не собираюсь вырастить себе гарем. Строго говоря, на мой вкус девочки из дальних колоний в гарем не годятся. Даже если они фантастически красивы. Уровень врожденной культуры не тот. Поэтому меня они интересуют исключительно в том качестве, о котором я сказал.

— Что это тебя на благотворительность потянуло?

Дик засмеялся и доверительно сказал:

— Делла, я дьявол. Даже если занимаюсь благотворительностью. И особенно если занимаюсь благотворительностью. Взять хоть сироток. Хорошо воспитанные богатые люди создают всякие фонды, берут попечительство — почему? Потому, что им совесть не позволяет вкусно кушать да сладко спать, когда там, где-то далеко, страдают детки. Голодные, холодные, испуганные детки. Люди чувствуют себя виноватыми перед ними, стараются помочь. Кто-то, понятно, ничего не чувствует, но зато заботится о своем имидже в глазах окружающих — и это хорошо, такие лицемеры, как правило, делают для детей больше. А что без любви, так поверь, это и к лучшему. Любовь обязывает того, кто ее принимает. И тут я. Я отбираю из сироток самых талантливых, помещаю в интернаты, плачу за их жизнь в нормальных условиях и за образование. Меня интересуют только талантливые. Я инвестирую в них. Каждый случай я рассматриваю отдельно. Мои сиротки не знают, что такое уравниловка, они получают ровно то, что каждому из них надо для наилучшего развития.

Я намеренно промолчала.

— Я циничен, — продолжал Дик. — Они попали в беду, тут появился Дик Монро, объяснил, что если они хотят помочь своим заблудшим родителям, то должны учиться, много зарабатывать, и эту возможность я им дам. Они привыкают, что я для них сделаю буквально все. Проходит год, два, и они — поскольку умные и талантливые — осознают, что их собственные родители никогда бы не сделали для них того, что я. Потому что родители бедные или мелочные, у них собственническое отношение к детям, словом, сиротке до-олго пришлось бы бороться за право быть собой. И что получается? А получается, что спустя несколько лет я приобретаю людей, абсолютно мне преданных. Вот для этого, Делла, я все и делаю.