Жена на полгода - Ольга Иконникова

полночь ваша карета превратится в тыкву, и вы вновь станете той, каковой были изначально.

— Благодарю вас за столь поучительное наставление, сударь, — серьезно ответила я. — Я постараюсь это запомнить. А теперь, если не возражаете, давайте вернемся к ужину - я ужасно голодна.

Я бросила быстрый взгляд на маркиза и, к своему удивлению, отнюдь не увидела на его лице недовольства — напротив, мне показалось, он едва сдерживал смех. А вот мадемуазель Ганьер явно чувствовала себя неловко.

Лефевр же яростно отбросил в сторону салфетку и поднялся из-за стола:

— У меня напрочь пропал аппетит.

И, громко стуча по паркету каблуками сапог, покинул столовую залу. Быть может, он ждал, что сын остановит его, но ничуть — маркиз продолжал наслаждаться жареным гусем, словно ничего не случилось. Когда же за его светлостью закрылась дверь, мы с мадемуазель Ганьер тоже вернулись к трапезе.

Время от времени я замечала на себе изучающий взгляд Селесты, но никак не реагировала на него. Да, я не бывала в высшем обществе, но мое воспитание было вполне достойным, и я умела вести себя должным образом и отнюдь не путалась в столовых приборах.

Конечно, ненависть герцога была неприятной, но с этим ничего нельзя было поделать. К тому же, Лефевр совсем меня не интересовал — учитывая, как сильно он хотел, чтобы его сын обзавелся наследником, вряд ли он принял бы участие в убийстве своих невесток. А раз так, то мне не следовало тратить на него время.

Ну, а почему сам маркиз столь расточительно пренебрегал шансом получить законного сына, мне было пока не понятно. Может быть, он хотел, чтобы его отпрыск был одарен магически, а для этого требовалось какое-то особое сочетание магии его родителей, и каждый раз обнаруживая, что искомого сочетания не получилось, он стремился как можно скорее избавиться от одной жены, чтобы попытать счастья со следующей?

— Простите его светлость, сударыня, — робко сказала мадемуазель Ганьер и заметно покраснела при этом. — Обычно он не ведет себя подобным образом. Но ваше появление для нас оказалось большой неожиданностью.

Она тоже, как и герцог, назвала меня сударыней, и маркиз сразу отреагировал на это.

— Ты должна называть мою жену «ваша светлость», Селеста!

Девушка покраснела еще больше и пролепетал:

— Разумеется, простите.

И в этот момент я почувствовала к ней что-то вроде жалости.

— О, когда мы дома в тесном семейном кругу, вы можете называть меня Айрис! —воскликнула я. — Какие могут быть церемонии между близкими людьми?

— Благодарю вас, ваша светлость! — откликнулась она и попросила разрешения выйти из-за стола.

После того, как удалилась и она, мы с маркизом, наконец, смогли удовлетворить свой голод. Повара в замке отменно знали свое дело — никогда прежде я не пробовала столь необычных и восхитительных кушаний. И поскольку за столом, кроме нас двоих, никого уже не было, я могла не стесняться и отдать должное каждому стоявшему передо мной блюду.

— О, надеюсь, мой аппетит не слишком вас шокировал? - я всё-таки чуточку смутилась, заметив, что маркиз наблюдал за мной с улыбкой.

— Нет-нет, дорогая, — усмехнулся он. — Я уже знал о вашей любви к пирожкам и запеченной рыбе, так что это не стало для меня сюрпризом. Не беспокойтесь — в замке достаточно припасов, чтобы вас прокормить. И, право же, мне уже поднадоели женщины, которые за обедом клюют как птички, а потом падают в обморок в самые неподходящие моменты. Надеюсь, вы не имеете обыкновения лишаться чувств при каждом удобном случае?

Я заверила его, что это мне не свойственно, и он снова хмыкнул — на сей раз одобрительно.

— Думаю, сегодня мы оба нуждаемся в крепком сне, поэтому, если не возражаете, отложим нашу первую брачную ночь на завтра. Никому не покажется это странным — всю вчерашнюю ночь я провел в горах, так что, полагаю, все будут считать, что она у нас уже фактически состоялась.

Я вздрогнула при этих словах, но потом вспомнила, что кровать в его спальне достаточно широка, и отважно кивнула.

До голубых апартаментов меня проводил слуга — иначе я непременно запуталась бы в этих бесконечных лестницах и коридорах. Камила помогла мне раздеться и принесла ночную сорочку — столь тонкую, что ее, наверно, можно было пропустить, сквозь мое колечко. И едва горничная, пожелав мне спокойной ночи, удалилась, я провалилась в крепкий сон.

21.

Утром я проснулась от того, что что-то мягкое и пушистое плюхнулось на мою подушку. И прежде, чем я успела испугаться, оно приветственно сказало «мяу».

Это был кот — серый, с белой манишкой и белыми лапками. Его окрас был столь аристократичен, что я невольно подумала о том, что другого, менее изысканного, питомца, наверно, в таком месте держать бы и не стали.

— Доброе утро! — сказала я, и кот доверчиво потерся о мою руку.

А я уже ругала себя за беспечность — если кот беспрепятственно смог зайти ко мне в спальню, значит, этом мог сделать и кто-то другой. Как я могла не запереть дверь перед сном?

— Ой, ваша светлость, простите! — в комнату вошла бледная от страха Камила. —Это я недоглядела! Я совсем забыла о Лалике!

— Ничего страшного, — улыбнулась я. — Мы с ним уже почти подружились.

— Это кот мадемуазель Селесты, — принялась рассказывать горничная, помогая мне надеть шелковый халат. — Но он так быстро привык к этому дому, словно здесь родился. Разгуливает где хочет, и никакие двери его не останавливают. Однажды и к нам, в комнату прислуги ночью забрался. Знали бы вы, ваша светлость, как я испугалась! Здесь и без того страшно по ночам!

Я подумала, что это — удобный момент, чтобы завести разговор на нужную тему, и пока Камила укладывала мои волосы, спросила:

— Страшно? Отчего же?

В зеркальном отражении я увидела, как у девушки от изумления округлились глаза.

— Да как же, ваша светлость? Да разве вы не знаете?

Я знала, о чём она говорила, и отрицать это было бы странно.

— Вы о покойных женах его светлости? Я слышала про них. Но в этом замке за прошедшие столетия, должно быть, чего только не случалось — как и в любом старом здании. Зачем же думать об этом сейчас?

— Так-то оно так, ваша светлость, — не очень охотно согласилась она, —