Янтарная гавань - Виолетта Орлова

подносах, покрытых узорчатыми ковриками с бархатистыми красными кистями, лежали тонко нарезанная сочная дыня с вяленым конским мясом. Отдельным украшением были низкие вазы с экзотическими диковинными фруктами, огромные страусиные яйца, наполненные щучьей икрой, копченые желтые скорпионы в оливковом масле и, конечно же, запеченная муравьиная грудка во фруктовом желе. Не забудем добавить ко всему вышеперечисленному белую сахарную нугу и рубленый шоколад, красиво разложенный по отдельным вазочкам, а также высокие графины, наполненные инжировой и розовой водой.

Тод с Дианой, уже забывшие день, когда они нормально питались, в немом восхищении уставились на великолепный армутский дастархан.

– Мне все кажется, что я сплю, – прошептал многострадальный Тод, проглотив слюну.

– Пожалуйста, прошу к столу, – поторопила ребят гостеприимная хозяйка. Она, как и раньше, села во главе стола, с одной стороны от себя посадив Тода, а с другой – Тина.

Ребята, не сдерживая более себя, с азартом накинулись на угощения. Артур заботливо подкладывал Диане лучшие кусочки, с волнением всматриваясь в ее изможденное лицо, которое, несмотря на болезнь и слабость, выглядело все таким же прекрасным и трогательным. Они сидели совсем близко друг к другу, плечом к плечу, словно внутренне опасаясь, что нежданная беда вновь разлучит их союз. Со стороны они выглядели столь уязвимо и беззащитно, однако на самом деле какая неиссякаемая сила коренилась в их любви! Ведь именно это чувство помогало им во всех предшествующих испытаниях.

Когда голодные гости немного насытились, началась веселая и непринужденная беседа. Копченые скорпионы сменились на сушеные, которых можно было щелкать, как семечки, запивая инжировой водой. Никто не хотел вспоминать произошедшее; о Кириме и Тиллите тоже не упоминали. Не сегодня. Слишком велико было их счастье, слишком неожиданной оказалась встреча.

В какой-то момент Артур взглянул на Лику, горделиво сидящую рядом с Тодом, и вдруг одна занимательная мысль словно осенила его. Вернее даже не мысль, просто юноша осознал в полной мере, почему ему показалась знакомой внешность Лики. Невероятное сходство Тода и хозяйки шатра было поистине поразительным! Оба длинноволосые, с крупными каштановыми кудрями, с одинаковой чуть насмешливой улыбкой, загорелые, стройные, они походили на двух близнецов. Слишком уж бросалось в глаза их разительное сходство, чтобы его не заметить. Остальные тоже притихли, по всей видимости, обратив внимание на сей поразительный факт. Вот Тод засмеялся над какой-то шуткой, Лика вторила ему, раскрыв в улыбке полноватые губы…

– Послушай, Лика, – обратился тогда к девушке Артур. – Ты упоминала, что не являешься армуткой. Откуда же ты?

– Из Мира чудес, – тихо ответила девушка, и Артур уже хотел было разочарованно вздохнуть, как она продолжила:

– Меня пригнали туда совсем маленькой… Я плохо помню тот темный период моей жизни. Первый хозяин рассказывал мне, что когда-то я была беруанкой.

Когда она произнесла эти слова, Тод, сидевший рядом с ней, заметно напрягся и даже как-то неестественно выгнул спину.

– То есть ты жила в Беру? – хриплым голосом проговорил он. – Но как же ты попала в Мир чудес?

Девушка с грустью обвела глазами всех присутствующих.

– Так уж вы хотите услышать мою грустную историю? Стоит ли портить сей чудесный вечер?

– Расскажи ее, пожалуйста, – почти с отчаянной мольбой попросил Тод. Лика тогда неуверенно кивнула головой и скромно улыбнулась.

– Грустная история оттого, что я все время кому-то принадлежала, – начала она. – Не то, чтобы у меня были плохие хозяева, просто… Я никогда не могла делать то, чего мне по-настоящему хотелось. С самого детства я пряла шерсть, и веретено было моей единственной детской игрушкой. Все мои изделия хозяин потом перепродавал на базаре. Я попала к нему совсем маленькой и плохо помню что-то из своего детства. Какие-то обрывки…

– Какие, какие? – в совершенном нетерпении воскликнул Тод. Лика с удивлением покосилась на излишне эмоционального юношу, который отчего-то так сильно озаботился ее судьбой.

– Не знаю, не знаю… У меня, наверное, была семья… Но я совершенно не помню родителей… Никого. Ужасно жить, не зная своих истоков. Мои изделия со временем перестали цениться на рынке, и хозяин, окончательно разочаровавшись в моих умениях, продал меня приезжей богатой женщине, которая направлялась в Тимпатру. Так я оказалась в муравейнике. Это ее шатер, не мой. Я ухаживала за госпожой, убиралась, готовила еду. Меня никогда не наказывали, но и не хвалили. Я была тенью в этом доме. В какой-то момент хозяйка ушла из дома и не вернулась. С тех пор прошло уже около года; я продолжаю жить здесь, играть роль чьей-то послушной служанки и пока совершенно не понимаю, что мне следует предпринять дальше. Остаться тут? Или уйти? Но куда я смогу уйти одна, без друзей? Я, конечно, заработала кое-какую сумму на шитье, но все же недостаточную для того, чтобы, например, вернуться в Беру. Да и кто меня там вспомнит?

Тод повернулся к девушке, лицо его лихорадочно горело, словно он вновь заболел.

– У меня была младшая сестра в Беру… Но потом ее украли с дерева, и о ее судьбе мне больше ничего неизвестно. Ее звали Оюна…

В этот самый момент Лика подняла голову на Тода и всем стало видно, что в глазах ее стоят прозрачные слезы.

– Мой первый хозяин так и называл меня, – тихо призналась она. – Но госпожа Тетралия дала новое имя, ибо то показалось ей слишком… Сентиментальным.

Тод в волнении вскочил на ноги, не в силах усидеть на месте.

– Может ли это быть правдой? – воскликнул он во весь голос. – Может ли? Такая радость, немыслимая, мечта… Мечта всей моей жизни сбылась! – бедный юноша не смог более говорить и, кинувшись на пыльную землю, обхватил колени той, кого он истово жаждал найти. Могучее тело его сотрясалось в рыданиях. Лика, не выдержав, тоже заплакала, а все остальные с невольным восхищением и радостью созерцали эту трогательную сцену, невероятно счастливые за друга.

Весь вечер Тод не отходил от Лики ни на шаг; казалось, он хочет за несколько часов наверстать длинные и тяжелые годы жизни, когда девушка была лишена его братской любви. Влюбленный юноша не смог бы выглядеть столь заботливым и предупредительным, каким был Тод. Упоенный диким счастьем, он готов был носить Лику на руках по всему дому, петь ей серенады и колыбельные, читать, играть, да и вообще заниматься всем тем, чем он мог бы заниматься с маленькой Оюной, покуда та жила с ними на дереве. Все эмоции, которые находились в нем, казалось, прорвались наружу: Тод каждому выражал свою истовую любовь и признательность, особенно Инку. Юноша долго извинялся перед Артуром, мучительно краснел, называя себя последним дураком и эгоистом, признавался в