Ведьма - Янис Маулиньш

не миф, родившийся из людской молвы? Только, пожалуйста, не ошибитесь. Взвесьте все как следует! Когда я шел сюда, я тоже находился под влиянием этого мифа.

Возможно, именно поэтому мне сразу показалось, да и сейчас кажется, что и вы, и ваша мать чем-то отличаетесь от других. А вот Венда, по-моему, обыкновенная деревенская девушка, возможно, умнее, интереснее и красивее, чем другие. А в остальном она точно такая же, как все. И среда отторгает ее только в силу ее особого положения. Одним словом, предвзятость очень влияет на общественное мнение. Вот все это принимая во внимание, и ответьте как можно точнее — есть ли у вас основания верить в свое проклятье?

Валла оперлась о косяк двери. Глубоко вздохнула, на минуту прикрыла глаза. Губы ее разжались, и Валдис увидел, что зубы у нее белые и красивые.

— Да. Есть основания.

— Ясно, — у Валдиса снова выскочило словечко, которым он пользовался, когда что-нибудь ставило его в тупик или поражало.

— Ясно, — повторил он. И вдруг резко спросил: — Почему вы меня обманули, Валла. Ваше имя совсем другого происхождения. Почему солгали?

Они смотрели друг на друга печально и изучающе. Наконец Валла улыбнулась и облегченно вздохнула.

— Слава богу! Кажется, я смогу вам верить.

— Ой, как хорошо! — прошептала за спиной у Валлы Венда и лицо ее залила краска.

— Эту гравюру я привезла из Риги, чтобы заткнуть рот тем, кто связывали мое имя с именем дьявола.

— И зря, — добавила Венда.

— Зря, — согласилась Валла. — На самом-то деле мать меня так назвала именно в честь дьявола, хотя у эстонцев это имя встречается часто. Она три года молила бога, чтобы послал ей дитя, но напрасно. Потеряв терпение, она стала призывать в помощь дьявола. Он помог. Вот и нарекла она меня этим именем, расплатилась с ним.

— Лучше уж было его обмануть, — с улыбкой сказал Валдис.

— Да. Но ведь она была простая, придавленная бедами женщина, — в голосе Валлы прозвучала грусть.

— Значит, в дьявола вы не верите? — уточнил Валдис. — А в то, что прокляты, верите по-прежнему?

— Верю, — подтвердила Валла.

— И дочери своей то же внушили?

— Правду скрывать нельзя.

— А может быть, надо было скрыть?

— Нет. Разочарование будет горше. И без того утаила немало.

— Может быть, — нехотя согласился Валдис.

Облака рассеялись, светило теплое послеобеденное солнце. По двору бродили куры.

— А животные в вашем доме не дохнут? — спросил Валдис. — На них проклятье не распространяется?

— Нет.

Валдис осмотрел хлев, колодец, баньку, клеть, сарай. Нигде ничего странного не заметил. Наконец они вошли в бывшую столярную мастерскую Репниека, в дальнем конце которой за дощатой перегородкой была оборудована небольшая кузница. На железных брусках возле стены возвышалась огромная чугунная плашка. Впритык к ней лепились куски железа поменьше. Валдис собрался было выйти, но вдруг остановился. Где-то в подсознании мелькнула мысль: здесь что-то не так, как должно было бы быть.

— Кузница сохранилась еще с дедовых времен?

Венда пожала плечами и оглянулась на мать.

— Когда колхоз организовали, мы здесь солому прятали, для коровы. По-другому нельзя было. А в остальное время так и стояла, никто здесь не работал. Для мамы это святое место.

— Значит, сохранилась она такой, как была когда-то? — переспросил Валдис, ощупывая чугунную плашку. — И этот огромный магнит тоже не двигали?

— Кажется, нет, — откликнулась Валла.

— Ясно, — сказал Валдис, лихорадочно прикидывая, на каком расстоянии мог действовать этот магнит. Он оторвал от плашки кусок железа весом с полкилограмма. Далось это ему не легко. Впервые он столкнулся с таким мощным естественным магнитом. «Впервые вижу живых ведьм и впервые такой магнит, — подумал он. — Так и подмывает связать это».

— Ясно, — повторил он. — А сколько отсюда до угла маленькой комнаты, до той роковой кровати?

Валла прикрыла глаза.

— Сейчас, — сказала она и вышла. — Да, угол самое близкое место. Шага четыре.

— Неужто так близко? — Валдису не верилось.

— Да, — подтвердила Валла.

И Валдис увидел в глазах женщин нетерпеливое желание свалить всю вину на этот магнит. Подспудно оно теплилось в них всю жизнь и могло перерасти в веру в чудеса.

— Ученые считают, что изменения в магнитном поле земли могут стать причиной исчезновения жизни на земле. Вы что-нибудь знаете об этом?

— По телевизору рассказывали о магнитах, — согласилась Валла. — Я почему-то только о нашем монстре не подумала.

— О чем?

— О монстре. Об этом куске железа. Так его называл… отец.

— Чем дальше в лес, тем больше дров, — Валдис присвистнул. У него возникла уверенность, что такой магнит, установленный соответствующим образом, может изменить расположение линий магнитных сил. Был в этой теории только один пробел — если магнитное поле отрицательно действовало на мужчин, должны были страдать и женщины.

— Я читала о лечении магнитами, — заговорила Венда.

— А какие признаки болезни были у Силиня? — мрачно спросил он.

— Тяжелый грипп. А потом воспаление печени, — ответила Валла.

Валдис уселся напротив старой Сакристины, смотрел на нее и никак не мог понять, что же так сильно отличает ее от других крестьянских женщин. Сколько ни думал, ничего не мог придумать. Неужели это просто его фантазия? И стал расспрашивать старуху о ее матери и бабке.

— А для чего тебе, сынок, все это понадобилось? Пусть лежат себе спокойно в могиле, мир их праху!

— А там, в той волости, возле вашей хибарки не росли ели с ведьмиными метлами? — спросил Валдис. — С такими, как вот тут?

Старуха подняла глаза.

— Не упомню, сынок. И елки были, и сосны. А вот росли ли такие шишки, и не упомню.

— Ясно. — Валдис вздохнул. — А отчего ваша бабушка умерла? Ну та, которая замуж за пьяницу вышла.

— Которую прокляли? — переспросила старуха.

— Да.

— Не знаю, сынок. Матушке моей тогда было всего-то лет тринадцать. Пришла она в субботу из школы, видит — лежит мать, не может и подняться, а назавтра и умерла. Люди потом говорили, от горечи, или, по-нынешнему, от желчи, а как уж там было на самом деле, никто не знает. В то лето здоровая она была, сильная, второй раз замуж собиралась, а осенью…

— Муж у нее пьяница был?

— Да, сынок, лютый пьяница. Люди говорили, споил он ее, и так приманил. Скрипкой да вином. Сам-то он пьяный замерз, еще матушки моей на свете не было.

— Значит, ребенок мог быть зачат в состоянии опьянения?

— Что?.. Да, да. Поняла. Да. Так оно, должно быть, и было, редко его глаза белый свет видели. Дом отцовский разорил, всем надоел.

— А красивый был?

— Видно уж красивый, раз так… А то разве б пошла против родительской воли.

— Так что