Александр Лонс - Арт-Кафе

До меня, наконец, дошло. На фотографиях были запечатлены разные люди в разнообразных позах и одеждах. Некоторые без всякой одежды. Все — молодые, в возрасте примерно от восемнадцати до двадцати пяти лет. Как девушки, так и парни, но первые явно преобладали. Объединяло их только две особенности: даже на фотках ясно видно, что все они мертвые, причем — мертвее не бывает. Кроме того, у трупов присутствовали небольшие ранки в области сонной артерии. Такие следы могли оставить чьи-то зубы, прокусившие шеи всем этим несчастным.

— Раз тут реальные снимки, то что мне сказать? — как можно более спокойным тоном произнесла я. — Некто спятил и вообразил себя последователем Графа Дракулы или им самим. Воплощением! А может и наоборот — кто-то решил поиграть и до такой степени заигрался, что окончательно потерял чувство действительности и ощущение реальности. С катушек слетел и стал маньяком и убийцей.

— Чувство действительности и ощущение реальности — это одно и то же, не увлекайся синонимикой. Вот и разберись, — раздраженным тоном заключил шеф, засовывая фотографии в какую-то черную папку без опознавательных признаков. — Времени у тебя — неделя. После гибели группы Ивана наш питерский филиал переживает не самые светлые времена, поэтому поедешь туда сама. Нет, даже не смотри на меня так: данных по делу получено предостаточно, но у наших коллег, — шеф слега выделил интонацией это слово, чтобы я сразу догадалась, о каких коллегах идет речь, — глаза слишком замылены и зашорены, поэтому им самим разобраться трудно. Сами-то они так не думают, как ты понимаешь, но если судить по результатам, дела у них идут как-то не очень. Вот досье, ознакомишься потом. Ищут, как ты и решила, серийного маньяка. Отпечатков нет, почерк не оформлен, объединяет только характер раны и молодой возраст жертв, поэтому особых причин разыскивать маньяка-одиночку нет. Кое-кто из родственников одного из погибших оказался достаточно обеспечен, чтобы обратиться к нам. Причем просил расследовать всю серию. Мне лично что-то подсказывает, что тут все же орудует один и тот же серийник… но могу и ошибаться. Придется поработать.

Поработать… Слушая шефа, внезапно подумалось, что практически все мои подруги и просто знакомые девушки вообще не работают. Абсолютно! Ну, кто-то сидит в декрете уже лет семь, кто-то вроде как и трудится, но по свободной программе, а кто вообще упивается жизнью на деньги мужа. Бывает, припрешь кого-то из них к стенке, да и потребуешь отклика — как дальше-то жить? А они в ответ: «Ну, как… по магазинам пройдись, по выставкам, на море съезди... в Турцию например, в Тунис... чего паришься-то?» Многие знакомые мужики, как это ни противоестественно, тоже нигде не работают — кто одной лишь творческой деятельностью живет, кто очень доходно в покер играет, а кто и вообще непонятно на что существует, видимо, манной небесной питается. Да, я люблю эту свою работу, увлекает, но почему, мне одной так не повезло? Ну почему? Я что, в муках должна добывать хлеб свой? Чтобы состариться и умереть от болезней, физического худосочия и морального истощения во цвете лет? Неужели нету другого выхода, и так будет вечно? Только не говорите мне, что надо визуализировать свое будущее, позитивно мыслить, притягивать деньги и радость. В гробу видала я такую американскую философию. А впрочем, моя кровь уже слишком отравлена сыскной деятельностью, не могу я теперь без этого драйва и будоражащего сознание постоянного напряжения сил.

Тут шеф сморщил лоб и изменил очертания губ.

— Но вообще-то, — заключил он, — дело отныне твое, вот и разбирайся. Через семь дней жду тебя с первыми соображениями на сей счет. Всё, действуй.

У меня отлегло от сердца. Первые соображения через неделю — совсем не то, что «времени у тебя неделя». Можно кое в чем и разобраться. Я встала, послушно взяла черную папку с досье и направилась к выходу из шефского кабинета.

— Шеф? — спросила я, уже у самых дверей.

— М-м-м? — вопросительно промычал мой начальник.

— Я вот про досье… тут почему-то нет нашего регистрационного номера, и непонятно, какого оно класса секретности.

— Никакого. Оно вообще не проходит по нашей картотеке. Клиент об этом особо просил, даже заплатил отдельно. Признаюсь, что это не в наших правилах, и грубейшее нарушение, но когда такой человек… обратился сам… короче — работай, и оригиналы никому не показывай, вообще никому. Из здания не выноси. А если надо будет кого-то с чем-то ознакомить, то сделай копии и представляй только их.

«Что за человек такой секретный, — думала я, — чтоб сам шеф, всегда свято блюдущий дух и букву наших корпоративных инструкций, пошел на сознательное нарушение? И даже не скрывает этого?»

А вслух спросила:

— Наш заказчик, разумеется, лицо анонимное и засекреченное?

— Ну, не то чтобы анонимное… но пока у тебя не возникнет крайняя необходимость, лучше не знать, кто он такой. Так будет для дела удобней, да и для тебя спокойней.

— А как же это? — я покрутила папкой, которую пока даже не открывала.

— Там, — шеф ткнул толстым пальцем в сторону досье, — только те сведения и данные, что не затрагивают нашего заказчика напрямую. Материалы частного характера хранятся только в моем сейфе. Но все равно — домой не уноси, запрещаю.

— А как я буду…

— …Тебе потребуется офис, у тебя же в конторе нет постоянного защищенного рабочего места? Вот и абонируй на время одну из наших комнат для работы с секретностью, все равно пустуют.

— Ясно.

— Еще вопросы? — как обычно спросил в заключение начальник.

— Пока вопросов нет, но боюсь, что очень скоро они появятся, — криво усмехнулась я. — Надбавку за секретность дадите?

— Еще чего! — буркнул шеф.

Просто удивительно, насколько важна моя работа, когда я на нее опаздываю, и насколько она маловажна, когда я прошу надбавку в зарплате. Не дает ведь, хоть и обещал!

— Я пошутила. Разрешите приступать?

— Приступай, — покровительственным тоном благословил меня шеф. — И еще одна просьба: в конторе пока не распространяйся об этом, хорошо? Стелла, я очень тебя прошу. В случае нарушения, сама понимаешь, репрессии последуют незамедлительно. Ну, удачи!

— Разрешите идти?

— Давно уже разрешил, иди уж…

Арендовать комнату для работы с секретными документами, «секретку», как ее у нас называли, оказалось просто — заявление, подтверждение шефа и ключики у меня. Ключи от входа, сейфа и еще чего-то, пока не поняла от чего именно. Этим сервисом — «секретками» — никто из наших почти не пользовался. Ну, в самом деле: выхода в интернет нет, связи нет, сидишь так, будто в бетонном гробу. Я сразу же потребовала туда компьютер, принтер, сканер и копир. Хоть комп и без интернета, но шеф разрешил, еще раз напомнив мне о приказе молчать и ничего никуда не выносить.