Тень - Роман Феликсович Путилов

его здесь не любят. У меня было все приготовлено для этой диверсии — в раздевалке турбинного цеха, что окнами выходила на площадку, где отстаивались машины руководства, я нашел пустую кабинку, в которую на крючок повесил засаленный ватник и зимний шлем сварщика, которые я наброшу на себя во время диверсии, чтобы свидетели из числа персональных водителей, что обычно курили на скамейке метрах в двадцати от стоянки, не узнали меня. После того, как свидетели бы увидели, что кусок металла на крышу машины управляющего отправил в полет именно местный работяга, я планировал за ту минуту, которая требовалась возмущенным «водилам», чтобы добежать до раздевалки, скинуть с себя эту рванину и подняться на два пролета, до кабинета местного юриста, чтобы обсудить с ним разногласия, возникшие по поводу подготавливаемого между нашими организациями договора. Надеюсь, что проломленной крыши автомобиля хватит, чтобы управляющий возненавидел местную администрацию и трудовой коллектив в целом. Я возбужденно забарабанил пальцем по столу, когда телефон зазвонил в очередной раз.

— Юридическое бюро. — я уже не рявкал в трубку, у меня было прекрасное настроение.

— Привет…- хриплый голос в трубке был мне явно не знаком.

— Привет. А это кто? — осторожно уточнил я.

— Не узнаешь? Ну, правильно. Меня сейчас никто не узнает, только богатым, почему-то, не становлюсь. — горько усмехнулся мой собеседник, но дальше интригу держать не стал: — Яблоков это, Саша…

— О⁈ Здорово. — удивился я звонку своего бывшего одногруппника по университету: — У тебя что-то случилось?

Вопрос мой был вполне резонным. Так как в нашей альма-матер учились только «вечерники» и «заочники», которые каждый год должны были приносить в учебную часть справки о работе по специальности, студенческой жизни у меня не было — встречались мы два раза в год, по три недели, и вне учебных аудиторий практически не общались. У каждого был свой собственный круг общения, свои интересы и свои знакомцы. Поэтому звонок бывшего одногруппника был для меня, по крайней мере, странным. Про Яблокова я знал, что тот был моим коллегой, только служил в уголовном розыске райцентра на самом востоке области, был женат и, кажется имел ребенка.

— Мы не могли бы с тобой встретиться, очень надо.

— Погоди, дай подумаю. — первым моим желанием было положить трубку — не в том я сейчас положении, чтобы встречаться с вынырнувшими неизвестно откуда случайными знакомцами, тем более, сотрудниками розыска.

— Ты меня извини, Саша, но вот сейчас встречаться с тобой абсолютно некогда…- я уже клал телефонную трубку на рычаг аппарата, думая, что мое нынешнее место работы теперь скомпрометировано, и территория Завода больше не является для меня убежищем, когда услышал на грани слышимости окончание фразы моего собеседника — «помоги, жрать нечего».

— Последнюю фразу повтори я ее не расслышал.

— Я сказал — помоги, попал в беду, просто жрать нечего.

Эту фразу в наше лихое время мы слышим каждый день, каждый день к нам подходят люди, суют прямо в лицо плохо мытую ладонь и требуют помощи. Правда, девяносто плюс сколько-то процентов этих людей являются профессионалами такого вот специфического ремесла, и если ты часто передвигаешься по городу одним и тем-же маршрутом, то прекрасно знаешь их в лицо, а их рабочие слоганы — наизусть. Но, Саша Яблоков был не тем человеком, который будет просить помощи без веской причины, поэтому я решил встретиться с человеком, обратившимся ко мне за помощью.

Выглядел Саша не очень. Всегда опрятно выглядевший, молодой парень разом постарел на десяток лет и как-то облез. Да и странным он был сегодня — все время топтался на месте, по рукам, периодически, пробегали волны мелкой дрожи, как будто он целый день провел на морозе, а сейчас, в тепле, из него выходила зимняя стужа.

Встречу я назначил на перекрестке двух оживленных улиц, сам же в течении десятка минут наблюдал за своим визави, пытаясь понять, один он пришел навстречу, или в сопровождении «товарищей», которые мне совсем не товарищи.

Но парень стоял спокойно, вернее, даже отстранённо, равнодушно уставившись в одну точку, как будто видел что-то, недоступное чужому глазу.

— За мной иди. — я прошел мимо, бросив фразу на ходу, но Яблоков вынырнул из своей «глубины» и послушно поплелся за мной.

Остановился я у киоска, в котором взял по огромному, вкусно парящему беляшу и по стакану псевдо-кофе «три в одном», выбрал высокий столик, что был почище, шуганул вездесущего побирушку, что начал подбираться к нам, бормоча заученное «Разрешите к вам обратиться…», после чего подвинул беляш и стакан своему гостю.

Крепкие молодые зубы вонзились в жареный бок, горячий бульон брызнул во все стороны, но Яблоков, не обращая на это внимания, безжалостно отрывал от беляша все новые и новые куски.

— Еще взять? — осторожно спросил я, когда мой гость расправился с едой и принялся оттирать руки клочком дешёвой салфетки. Видно было, что Саша очень хотел отказаться, но его голова, помимо воли, склонилась в согласии.

После второго беляша мой визави, отдуваясь допил кофе, после чего повисла неловкая пауза.

Я не начинал разговор первым, потому что, обратил внимание на выражение лица Саши, вернее, его мимику. Мой знакомый периодически, без всякой на то причины отворачивался от меня, что выглядело откровенно ненормально. Я отбросил в сторону всякую деликатность, когда в следующий раз Саша отвернулся, шагнул в сторону, заглянул в лицо Яблокова и отшатнулся, так как лицо Саши было искажено какой-то судорогой.

— Что, страшно? — прохрипел мой бывший одногруппник.

— Да не то, чтобы страшно…- я пожал плечами: — У тебя что-то болит? Зубы?

— Нет, не зубы. — Саша опять отвернул голову: — Это просто я сломался, полностью и бесповоротно.

История, рассказанная моим бывшим одногруппником была одновременно банальной и очень страшной.

Несколько месяцев назад Александр поехал в соседнюю область, навестить родных. Последнее, что он помнил из жизни «до» — он занял место в плацкартном вагоне, поезд тронулся и на его полку присела проводница, что пошла проверять билеты у пассажиров.

Следующий миг, в котором Саша осознал себя случился примерно через две недели. Он лежал на вонючем матрасе в каком-то мрачном помещении, уставленном кроватями, а конечности его были привязаны к раме продавленной панцирной кровати. На естественную реакцию оперуполномоченного уголовного розыска на эту ситуацию — рваться и орать, орать и рваться, появились два мрачных мужика в условно белых медицинских халатах, которые парой болезненных зуботычин привели моего