Путешествие на ночь глядя - Ринат Рифович Валиуллин

с ним разъяснительную работу.

– Не называй его Шолой, ему это не нравится, я тебя умоляю, – сделала гримасу Элла.

– Какой нежный у тебя муж. Не хочет он взять мою фамилию?

– Так что? Неужели подрались?

– Ну что за варварские методы.

– Ты даже подраться за меня не можешь.

– Нет, это не то, что ты подумала. Палец был указательный. И тогда я рассказал ему свою историю про то, как мой отец умер от случайного укола иглы. Просто заражение, и все, нет человека. Мне было десять, меня это так шокировало, что с тех пор я помешан на чистых руках.

– Какое варварство судьбы. Я помню эту печаль, – отмахнулась от Вениных воспоминаний Элла. Она слышала эту историю много раз. Ей было до лампочки, ее больше интересовало настоящее, чем прошлое. Она всегда жила сегодня. А Веня все время заглядывал в кладовку под названием «вчера», пытаясь отыскать там что-то нужное, важное. Он любил строить планы на прошлое. Не находя поддержку в настоящем, он держался за него. – О чем ты все время думаешь?

– Мои мысли – это поезда, которые постоянно везут тебя.

– Красиво, но неочевидно.

– Не веришь?

– Так ты действительно назвал последний сборник стихов «Варварство»? – сделала свой ход Элла. Теперь их общение было похоже на шахматы, где постоянно шел размен фигурами речи.

– Да, а что?

– Ничего, – добавила немного обиды в свой голос Элла. – Неужели у тебя с ней все так серьезно?

– С кем? С Варварой? Нет, не все.

– Она здесь уже была, – начала перебирать глазами предметы в комнате Элла в поисках улик. – Я прямо чувствую ее сладкий запах.

– Откуда ты знаешь ее запах?

– Эти малолетки все как одна пахнут Rue de la Paix – от Guerlain. Я тоже душилась ими в семнадцать. Слишком цветочно.

– Надо же. «Улица Мира». Я и не знал. Схожу на нашу улицу Мира, сравню.

– Только не надо делать из нее уличную девку. Тебе не кажется, простовато для такого нежного букета?

– Ты пытаешься сделать ей комплимент?

– Да. Я знаю, что ты обожаешь срывать цветы.

– По крайней мере, у нее нет мужа, с которым надо жить и которого надо обеспечивать. Можно подумать, что я беру тебя у твоего в аренду.

– В аренду, насмешил. Я всегда любила твое чувство юмора, но это перебор.

– Лучше бы позаботилась о моих чувствах к тебе.

– А я что делаю, Венечка, разве я этого не делаю, – вдруг слетела Элла с дивана и повисла на шее поэта. Она заглянула в его глаза. – Зачем тебе на ней жениться? Она же не разрешает тебе курить в постели.

– Откуда ты знаешь? – с удивлением посмотрел в томные глаза Эллы Веня. «Ведьма», – подумал он про себя.

– Я знаю женщин. Знаешь, почему ты до сих пор со мной? Только я умею тебя вдохновлять. А эти красавицы слишком корыстны, им щедрости не хватает. Они не знают: чтобы подготовить мужчину к великим делам, надо его постоянно хвалить и не трогать его вредные привычки. Все остальное дело вкуса. Вместо того чтобы покупать себе новое белье, они продолжают выполаскивать грязное. Дуры.

– Вдруг мы будем счастливы?

– За каждой счастливой парой всегда стоит бывшая с биноклем.

– Хорошо хоть не с пистолетом.

– Как знать. Малолетние дуры, они еще не знают, что значит жить с поэтом.

– А я, значит, дурак, по-твоему? – стянул он руки Эллы со своих плеч.

– Ну если женишься, то да!

– Ладно, сегодня читаю в ДК Энтузиастов. Придешь?

– Само собой. А во сколько?

– В 20.00 начало.

– Конечно, я приду, Венечка, мой ласковый щенок, как я могу не прийти, – врубила на полную покорность Элла. Она очень хотела, чтобы он ее сейчас украл своими крепкими объятиями. Так и случилось. Веня обнял Эллу сзади и начал целовать шею. Элла закрыла глаза. Она не жалела денег на новое нижнее белье. Ее влажное желание заразило и Веню, платье упало с плеч Эллы, пушка пробила полдень насквозь, словно репетиция рокового выстрела, и два тела срослись, как кожа с раной.

* * *

– Кстати, как прошел вечер вчера?

– Да никак.

– Извини, я не смогла прийти.

– А я, дурак, искал тебя в толпе.

– Не скули, мой щеночек. Ну, я никак не могла. А Варвара пришла?

– Нет.

– Что так?

– Я всегда говорил, что у женщин интуиция лучше развита. Представляешь, вчера читал в этом Богом забытом ДК, и вдруг загудело все, зашаталось, – курил Веня прямо в постели, все еще обнимая Эллу. Он пускал белые кольца дыма, а Элла ловила их на свой палец, словно обручальное кольцо. Всякий раз, когда ей это удавалось, она тихо произносила: «Согласна».

– А что читал?

– «Я не люблю дома». Ну, знаешь, вот это.

Утро и вечер – серость,

но согревает тепло,

та, что имела смелость

лето любить одно.

Губ розовый куст,

небритой щеки горизонт,

вряд ли когда вернусь

в объятий уютный дом.

Вряд ли еще смогу

встретить чище слова

иду… Под ногами рагу

зимней простуды, слюна

смешана с серым дождем,

с тем, что рыдал вчера.

Я не вернусь в твой дом.

Я не люблю дома.

– А, ну тогда понятно, дом обиделся. Говорила я тебе, нечего по всяким ночлежкам читать свои стихи. Они способны вызывать землетрясение. Обожаю твой голос. Он как будто из недр. А-а, вспоминаю, как ты читал мне поэму прямо туда, хотел всю прочесть, это было так смешно и весело.

– Все было гораздо прозаичнее.

– И что это было?

– Дом разбирали по соседству, а впечатление такое, что земля уходит из-под ног.

– Зачем?

– На дрова, говорят, таков приказ.

– На дрова?

– Да, говорят, администрация замерзает, топить нечем.

– Этих ничем не потопить, потому что дерьмо не тонет, – улыбнулась Элла. Нежинский тоже рассмеялся этой игре слов. – Сейчас всем не хватает тепла, а особенно тем, кто забрался на самый верх. Звезды не греют. Ну и что, дочитал свою поэму?

– Еле ноги унесли. Только мы выбежали из дома, как тот рухнул.

– ДК держался на одном энтузиазме, – снова засмеялась Элла и тоже затянулась предложенной сигаретой. Веня был счастлив и добр.

– Знаешь, что я подумал? Что счастье физически невозможно при коммунизме.

– Ты только на сцене так не кричи. Тебя только за это могли бы уже расстрелять.

– Они все хотят сделать за меня.

– Ты о чем?

– Мечты сбываются, но боюсь, я их опережу.

– Чур тебя, чур, – рассмеялась над шуткой Элла. – Ну