Сигнал иного порядка - Софья Андреевна Мироедова

смотанный обрезок троса. Рудольф взял перчатки из скрытого в стене шкафа, надел их и опустился на корточки.

– Холодный, – сказала нейросеть.

Он протянул руку и поднял конец тонкого кабеля.

– Не думал, что хвалёные УНТ ни на что не годятся.

– Годятся, – возразила нейросеть. – Видимо, просто не для этих целей.

Рудольф согласно промычал, поднимаясь с тросом на ноги.

– Сечение очень гладкое, – он активировал нейроинтерфейс для микроскопического зрения. – Думаю, нужен прибор посильнее.

– Твой глаз оснащён передовыми линзами.

– Но всё же линзы в нашей лаборатории будут получше.

– Не спорю, – в голосе нейросети послышалась улыбка.

Абель смотал трос, отцепил его и понёс в отсек лаборатории. Там устроил конец обрезка под микроскопом, установив увеличение на уровне атомной структуры. Выведя на интерфейс картинку, он поражённо покачал головой.

– Идеально. Хотел бы я посмотреть, что творится с протонами и электронами.

– Для этого придётся лететь на Землю.

– Думаю, это излишне. Уверен, больше данных, чем у нас есть, мы не получим. Трос будто не отсечён, а просто был создан таким. Нет поломанных связей молекул, никаких внешних зазубрин.

– Считаешь, это «они» обрезали трос?

– «Они»? – хмыкнул Абель.

– Твоя разумная цивилизация на том конце.

– Не знаю. Правда выглядит, как какая-то охранная система.

– Они уничтожили зонд?

Рудольф пожал плечами. Его так и подмывало нацелить полевую лабораторию на сферу и посмотреть своими глазами, что произойдёт во время пересечения горизонта червоточины. Однако ему хватило здравомыслия этого не делать. Правда, он сомневался, что продержится долго. Что Абель знал точно, убедить Совет в запуске экспедиции после таких результатов будет непросто.

– Нужно продолжить дешифровку. Уверен, ответ где-то там, – он почесал подбородок и спросил: – Как думаешь, Фирсов пустит меня обратно?

– Но зачем?

– Хочу посмотреть на излучение – наверняка оно дублирует наш сигнал. Если провести очистку от шума, сравнив исходный поток с текущим, мы сможем получить что-то стоящее.

– Отправить запрос?

– А давай просто попробуем зайти через парадную дверь.

Рудольф отложил трос и направился обратно к шлюзу.

– Может быть, перекусишь сперва?

Желудок страдальчески взмолился. Абель цыкнул, остановился на полпути, открыл технический шкаф в стене, протянул руку и сказал:

– Насыпь мне таблеток.

Ему в ладонь посыпались питательные капсулы.

– Этого хватит до конца рабочего дня, – сказала нейросеть. – Но потом обязательно поешь твёрдой пищи.

– Ага, – отозвался Рудольф, засыпая таблетки в рот.

Он открыл шлюз и беспрепятственно перешёл на станцию. Видимо, Фирсов не стал утруждаться, отзывая его доступ. Коридор довёл его до лаборатории, где продолжалась суматоха. Стоило ему появиться на пороге, как толпа учёных и техников обернулась на него. Прощелыга вскочил с места и в опустившейся тишине, взвизгнул:

– Ну что?

Рудольф самодовольно промолчал, проследовав к столу с проекцией.

– Обрезан, – коротко сказал он, выведя на голограмму результат своего эксперимента.

– Катастрофа, – Фирсов ударил себя по лбу и опустился на стул. – Столько средств, столько средств! И ради чего? Глухой тупик…

– Это не тупик, это приглашение пошевелить мозгами.

– До чего же дошевелились твои?

– Хочу получить всю информацию об исходящем излучении.

– Но там сплошной шум! Какое-то мутное стекло, ничего толком не разглядеть.

– Мы же видим звёзды системы, даже газовый гигант вон там курсирует, – он вернул на проекцию изображение сферы тоннеля. – Значит, можно получить и усреднённый спектр излучения. Та сторона как будто выдаёт нам искажённые данные, но если очистить их от излишков, мы вполне можем получить ясную картину.

– Навести резкость.

– Да.

– Ты, конечно, хочешь заняться всем самолично?

– Конечно. Но если у тебя есть амбиции поучаствовать, я могу работать здесь.

– Нашей нейронки на это не хватит. Нужно передать всё на Землю или в крайнем случае на Универсариум.

Рудольф вздохнул. Мощности его сети на Трапписте хватило бы. В этом он был уверен, но понимал, что Фирсов не отдаст ему данные в единоличное пользование. Нужно было переиграть прощелыгу.

– Давай. Думаю, актуальная версия потока сигнала там тоже есть.

– Ты не один собираешь эту бессмыслицу.

– Что же, вылетаем на платформу?

– Да, Универсариум будет рад, – мяукнул Фирсов, на той научной станции у него был свой отдел.

– Надеюсь, у тебя есть шаттл? Или придётся гостить у меня?

– А что, а я бы с радостью, – расплылся физик. – Покутим, как в старые добрые.

Рудольф скривился. Они с прощелыгой были знакомы с юности, проведённой на Универсариуме. Абель учился на астрофизике, а Фирсов на физике частиц. Они делили двухместную каюту без малого пять лет. Это было самое мучительное время в жизни Рудольфа. Даже хуже года, когда пришлось оторваться от родителей и покинуть родную планету ради смутного будущего. Анатолий, ведь его соседа звали так, а друзья и вовсе величали Толиком, почему-то считал его своим закадычным другом. Постоянно звал на вечеринки курса и сомнительные посиделки у товарищей в комнатах. По началу Рудольф отказывался, увлечённый наукой – она была и оставалась его бегством от реальности. Со временем понял, что у Толика был противоестественный дар заводить правильные знакомства, и стал без радости соглашаться на все приглашения.

Эти мучения окупились, Абель был в друзьях у многих теперешних магнатов, выросших из бывших распутников, ведь на Универсариум попадали далеко не все. Нужно было либо родиться на Земле, что априори означало высокий статус и богатство, либо родителям предстояло собрать кругленькую сумму на образование чада, либо потом и кровью заслужить там место. Рудольф не был рождён в колыбели человечества, и его родители не были миллионерами. К сожалению, его детство на Роса не требовало от него больших усилий, и свой талант он не успел в должной мере развить. Так что был аутсайдером – учился по целевому кредиту, который обязывал ещё пять лет после окончания учёбы проработать на станции лаборантом. А вот Фирсов был из богатой семьи, хотя и не лишён ума и таланта, что Рудольф скрепя сердце признавал. Поэтому у Толика были такие же обеспеченные состоянием и статусом друзья.

Сейчас Абеля передёрнуло от этих воспоминаний. Отказывать Фирсову в дружеских посиделках означало вбить последний гвоздь в могилу сложившегося перемирия. Прощелыга ещё несколько часов назад настрочил на него донос во все мыслимые инстанции и мог бы выгнать со станции. Однако не сделал этого, значит, видел какую-то выгоду в продолжении сотрудничества. При всём своём нежелании водиться с таким слизняком, Рудольф не мог быть настолько туп, чтобы не разглядеть здесь возможность и для себя.

– Так и быть, собирай вещи, – сказал он, едва держа лицо.

– Захватить бутылочку Тигарденовского? – заговорщически спросил Фирсов.

– Если ты готов пить, бери.

Прощелыга радостно соскочил с кресла и со словами «сейчас-сейчас, разогревай двигатель» ускакал из лаборатории.