Арехин в Арктике - Василий Павлович Щепетнёв

Открыта Америка, Австралия с Океанией, Антарктида, покорены полюса, в небе летают дирижабли и аэропланы, по морю ходят огромные, как города, корабли, появились дредноуты с чудовищными пушками, фотография, синема, беспроволочный телеграф. А за миллиарды лет? Возникновение существ, стоящих по отношении к нам настолько выше, насколько мы выше планктона, представляется неоспоримым. Где они, эти существа? Да где угодно. Совсем ведь необязательно, чтобы они находились на том же уровне состояния материи, что и мы. Я предполагаю, что они пребывают в виде лучистой энергии, но способны при необходимости принимать и другое обличье. И в своём лучистом состоянии они без труда проникают в наше сознание. Вам это кажется фантазией, быть может, даже бредом, но я на собственном опыте убедился в способности лучистых существ читать мысли.

— То есть вы состоите в мысленной связи с лучистыми существами?

— Нет. То есть надеюсь, что нет. Связь с ними исключительно опасна: рано или поздно они овладеют вашим разумом, и вы станете жалкой марионеткой.

— Но зачем сверхсуществам мы?

— Как знать. Зачем китам планктон? Быть может, они питаются нашей лучистой, сиречь мысленной энергией. Её у нас мало, капли, зато нас много. Или они просто развлекаются от скуки. Нет, этого я не знаю. Я другое знаю: многое, что происходит вокруг, происходит потому, что так пожелали лучистые существа. И людям просто необходимо учиться защищаться, учиться закрывать своё сознание.

— Э… Молитвы, медитации?

— В молитвах я не силён. Я предлагаю инженерное решение. Сфера вокруг головы.

— Наподобие рыцарского шлема?

— Или устройство, подобное ему. Корона, скипетр, держава — вы полагаете, эти атрибуты случайны? Случайно императоры и короли носили на голове корону — или для того, чтобы избавиться от губительных подсказок непрошенных суфлёров? Но это догадки. Мне нужны практические эксперименты. Вероятно, вполне достаточно сделать у шляп, кепок, капоров и прочих головных уборов подкладку в виде мелокоячеистой металлической сети. Материал нужно подобрать опытным путем. Золото, серебро, медь. Даже железо, но оно ржавеет. Зато недорого, в глаза не бросается. Фольга? Не знаю. Нужны опыты. И срочные опыты. Эти существа… Возможно, они подтолкнули народы к войне. А теперь желают погубить революцию руками революции же. Внушая вождям мысли, толкающие на междоусобицы, дрязги… Не знаю, я с вождями не знаком. Но прежде всего необходимо оградить их, вождей. И охране раздать каски, богатырки с медной сетчатой изнанкой, или что-нибудь в этом же роде. Повторяю, нужны опыты. Сколько открытий остаются бумажными прожектами, потому что не хватает ничтожнейших сумм на опыты. Я цельнометаллический дирижабль изобрел. Представил чертежи — неполные, конечно, суть в названии: цельнометаллический — Циолковский произнес слово по слогам. — Умные люди смотрели, Жуковский одобрил. На модель просил я четыреста рублей. Четыреста! Купчишка средней руки в ресторане больше за вечер оставляет! А мне отказали. И вы спрашиваете, люблю ли я царскую власть? Терпеть не могу!

— А советская?

— А советской я сам помочь хочу. Знаю, нет у неё лишней копейки, война, разруха, но главный враг гнездится в головах. Вчера тут, — он постучал согнутым пальцем по собственному лбу, — завтра в иной голове, послезавтра в третьей. Опыты нужны, опыты. Земля — это вроде курятника для межзвёздных хищников. Прилетели, поселились. То одну курочку прихватят, то другую, а иногда, то ли от солнечной активности, или от активности центра галактики, не знаю, аппетит их просыпается — или они сами просыпаются — и начинают пожирать нас миллионами. Потому будущее человека в космосе. Если мы рассеемся в пространстве, да ещё сами обретём лучистую форму, тогда человечество будет спасено. Но это дело будущего, сегодня же мне и нужно-то немного, пуда три-четыре тонкой проволоки и возможность ставить эксперименты, — говорил Циолковский не всегда гладко, но речь его захватывала. — Вот и всё, — он отставил пустую кружку, накрыл его пустым блюдцем.

— Я доложу о ваших предположениях властям, — сказал Арехин.

— Большего я от вас и не жду, — встал со стула Циолковский.

Конвоиры отвели старика в камеру, и тут же, спустя каких-то четверть минуты, в допросную влетел человек в форме без знаков различий.

— Я особый сотрудник Куберляцкий. Кто вы и по какому праву допрашиваете моего подследственного?

Говорил он нейтрально, в любой момент будучи готов либо разгневаться, либо подобреть.

Арехин молча положил под лампу мандат, выданный Дзержинским. Куберляцкий хотел взять его, но Арехин не отодвинул бумагу:

— Только из моих рук.

Щурясь и шевеля губами, Куберляцкий одолел текст. Арехин знал его наизусть, сам же и сочинял по известной шпаргалке:

«То, что делает гражданин Арехин Александр Александрович, он делает по моему приказанию и на благо Революции. Все органы власти и ВЧК в первую очередь, все большевики, все граждане России обязаны оказывать предъявителю сего мандата всемерное содействие по любым вопросам. Препятствие его действиям расценивается как злостный саботаж и пресекается на месте»

— Чем… Чем я могу вам помочь?

— Принесите все, что у вас есть на Циолковского.

— Сей момент, — Куберляцкий сорвался с места. Минут через пять он вернулся с тоненькой папочкой и протянул Арехину.

Арехин раскрыл ее, перелистал страницы, исписанные скверным почерком.

— Изложите своими словами.

Куберляцкий осторожно начал:

— Поступил сигнал, что он сотрудничает с белогвардейцами.

— Кого из белогвардейцев арестовали?

— Никого… пока.

— За три месяца — никого? Хорошо, какие он назвал имена?

— Никаких… пока.

— Так что ему вменяется в вину?

— Не наш он человек. Тайный враг советской власти, сторонник восстановления монархии.

— Из чего это следует? Где показания свидетелей?

— Показаний пока нет, но я работаю…

— Три месяца? Не долго ли?

— Я уже кончаю, — Куберляцкий старался угадать, чего ждёт от него Арехин. — Думаю, дать ему год лагерей, а там, может, и свидетели появятся.

— Так, гражданин Куберляцкий. Три месяца ты разрабатываешь старика… Сколько ему, шестьдесят три года, шестьдесят четыре? Бывший уездный учитель. Учил детей мастеровых, прачек, безотцовщину. И он, по твоему, заговорщик, лютый враг советской власти? Три месяца ты что делаешь? Бумажки пишешь, соплями по стеклу рисуешь? Видишь это? — Арехин достал маузер. Тот самый, именной, «за героизм» и с гравировкой подписи Дзержинского. — Ты три месяца со стариком валандаешься, а я сегодня здесь, в Москве, одиннадцать контриков положил. Банду кронштадтских. Один. Вот этой рукой. Я думаю, они потому тут гуляют, что ты вместо дела старичками занимаешься. Нужно бы твои дела