Медвежье молоко - Елена Александровна Ершова

памяти», а теперь своими глазами вижу и поверить не могу. А вы знали, что здесь находятся захоронения не только жертв НКВД, но и советских военнопленных, которых расстреляли финны во время оккупации Карелии?

– Значит, вы студент? – Белый попытался вернуться к нити разговора и, сделав вид, что сморкается в одноразовую салфетку, вытащил марлю.

– Историк, – по-идиотски заулыбался парень. – А вы местный? Вы, вроде, похожи на финна. Может, тут есть и ваши родственники? Тут ведь расстреляны не только карелы, а ещё трудопоселенцы и заключенные Соловецкой тюрьмы!

– Я из Твери, – соврал Белый. – Расскажите, как вы нашли мальчика?

– Шёл и нашёл, – бестолковый взгляд студента вымораживал. – Фотографировал памятники, а тут, гляжу, из мха рука торчит. Я ведь сначала не хотел в полицию звонить. Подумал: вдруг расстрелы продолжаются до сих пор, только они теперь засекречены? Ну, вы знаете. Пятая колонна, «навальнята», антипрививочники – все неугодные. А потом других туристов встретил, и они сказали: надо. Мальчик голый совершенно, рот в крови, да и ночами уже заморозки. Но, кажется, ещё дышал. И я позвонил.

Он развёл руками, будто стыдясь своего поступка. Проявил слабость, дескать, извиняйте.

– Вы правильно сделали, что позвонили, – Белый тяжело уронил ладонь на плечо студента, и тот удивлённо вскинул подбородок. – Спасли ребёнка! Вам обязательно вынесут благодарность!

– Правда? – просиял студент.

– Может, и медаль дадут. За отвагу и помощь следствию. Так что же, вы никого больше не видели? И мальчика не трогали?

– Никого не видел и ничего не трогал, – уверенно ответил студент.

– Что ж, вы очень помогли следствию! Разрешите записать ваш номер телефона, чтобы в случае чего могли с вами связаться для вручения благодарности?

Покопавшись в кармане мантии, вытащил смартфон, вслед за ним выпала сигаретная пачка.

– У вас сигареты выпали! – тут же среагировал студент.

– Где?

Крутанувшись, Белый пнул её мыском ботинка, и пачка отлетела по листве к крыльцу часовни.

– Вот же! – парень поднял её с земли и подал с укоризненным видом.

– Премного благодарен! Можете положить её в карман? Да, сюда, пожалуйста, – повернувшись к студенту боком, Белый медленно, держа телефон в обеих руках, набирал номер. – И какая цифра на конце? Шесть? Записал. Ну, спасибо за помощь следствию! Приятно было познакомиться!

Снова пожав студенту руку, бодро зашагал прочь. И только завернув за кустарник, обмотал ладонь носовым платком и бережно вытащил пачку: она оказалась полностью запечатана, а душный запах табака не мог перебить запаха человека.

Утренняя морось не смогла смыть чужие следы: фоновые запахи, выделяемые мелкими насекомыми, деревьями и выхлопами, не смешивались с индивидуальным запахом студента, а потому отследить его не представляло труда.

Белый какое-то время кружил между крестами и вдоль оврагов, вышел к импровизированной парковке с деревянной постройкой-туалетом, вернулся к полуразрушенному памятнику – чернеющая вверху надпись «Люди, не убивайте друг друга» сейчас казалась насмешкой. Вернувшись к захоронениям, направился к католическому кресту. Здесь его и выловила Астахова.

– Долго ещё будете по могилам ползать? – зашипела гадюкой. – Я ведь говорила, дело гиблое! Свидетель чист, как слеза Мадонны!

– Лучше сравню с отстойником, – оскалился Белый. – Студент врёт. На вашем месте я бы отвёз его в участок и ещё раз допросил.

– Доказательства?

– Он врёт о том, что прибыл на такси. Я шёл по следу и выяснил, что он явился не со стороны шоссе, а совершенно с противоположной – оттуда, – Белый указал в чащу, где, запутавшись в соснах, качалось поплавком солнце. – Кстати, пожалуйте пальчики. И не благодарите, – он протянул Астаховой обёрнутую платком сигаретную пачку, подержал на весу, не спеша передавать в подставленную ладонь: – Хотя, конечно, благодарите! Студент сидит тут больше часа, а вы не смогли даже подловить его на вранье!

– И как я пришью к делу запах? – Астахова с раздражением вырвала пачку.

– Выпишу заключение, я ведь за этим здесь. Никто не будет проверять, работал я с пробирками или обошёлся собственным носом.

– Если эти пальчики окажутся не засвеченными, нам всё равно придётся его отпустить.

– Тогда просто приглядывайте за ним вполглаза. Как и за остальными свидетелями. После мемориала есть ещё какие-то населенные пункты?

– Леса. Озёра. Шлюзы Беломорско-Балтийского канала. До них ещё километров тринадцать по шоссе, а по лесу совсем не пройти.

Она умолкла, встретившись с внимательным взглядом Белого.

– Не пройти, – повторил он. – Если не знать, где идти.

Зажмурившись, сделал три шага назад.

Ветер швырнул в лицо охапку листьев, голову повело. Где-то зашлась в бесконечном отсчёте лет невидимая кукушка.

Лес обнимал за плечи, нашёптывал одному ему известные тайны, обещал покой. Только здесь Белый чувствовал себя настоящим. Отчасти это пугало.

– Хотите сказать, наш свидетель не только подозреваемый, но и двоедушник?

Астахова материализовалась за спиной, хотя до этого они разговаривали нос к носу. Лес всё перепутал, поменял местами, и вот уже вместо солнца едва видимая, багровая, точно раскрытая рана, полоска у горизонта, и небо ясное-ясное, бездонно-глубокое, усеянное звёздными оспинами.

– Думаю, надо проверить, как далеко мы можем продвинуться по следу.

Белый указал вперёд, на слабо фосфоресцирующие пятна, то тут, то там белеющие на кустах и мхе.

По Лесу можно брести десять минут и сразу выйти к цели. А можно блуждать сутками и всё ещё оставаться на месте. В народе говорили – Леший водит. Но Лес – полный живого шороха, чужих внимательных глаз, птичьего клёкота и осторожных шагов – не нуждался в посредниках. Лес всегда и всё решал сам.

– Когда я была маленькой, – ни с того ни с сего заговорила Астахова, и Белый понимал, что чувствует она, пробираясь между расстрельных ям и одинаково белых крестов-голбцов, – мне рассказывали, что здесь погиб мой прадед. Его расстреляли в марте тридцать восьмого вместе с другими двоедушниками. В Советской России не было ни бога, ни магии. Всё магическое уничтожали любыми доступными способами.

– Магия была, – откликнулся Белый, суеверно огибая поваленное сгнившее дерево. Рост позволял пролезть под ним, но Белый знал: пройдёшь – и на следующий день свалишься с кишечным гриппом. Гнилое к гнилому. – У Сергея Леонидовича большая библиотека кабалистической литературы, и я читал о таких вещах, о которых в вашем, Вероника Витальевна, приличном обществе лучше вовсе не говорить.

Она фыркнула, смахивая с плеча полупрозрачного зыбочника-светлячка. У зыбочника тонкий хоботок и острые когти на лапках – продавит куртку, насосётся тёплой крови двоедушника, отложит личинки в сердцевине гнилого пня.

Лазаревич учил ни в коем случае не пить из гнилых пней: в животе поселятся червяки зыбочников и прогрызут себе путь через кишки.

– В любом случае, – продолжила Астахова, – я перелопатила массу архивных документов, но так ничего и не нашла. Возможно, ваш