Приют - Татьяна Филатова

– Да, я знаю… Я помню директрису, я помню завхоза, помню какого-то инспектора, что постоянно к нам приезжал, а точнее – к директрисе… Весь приют знал про их шашни в ее кабинете. Но мы никогда не видели кого-то, кто стоял выше директрисы.

– А кто мог быть выше? Это же было государственное учреждение.

– Спонсор. Меценат. – Вера пожала плечами. – Нам постоянно говорили, что некий благодетель нам передает подарки: то фрукты, то новая одежда, то новые стулья в учебных классах. Нам рассказывали о нем, но мы никогда не видели его.

– Вера, – тихо сказал Леша, видя, как Вера нервничает, – остынь. Уже поздно. Сейчас мы ничего не решим. И не узнаем. Предлагаю завтра снова наведаться в приют. Как знать, может местные бродяги не все там растащили, может, мы сможем что-то разузнать.

– Там пусто, – спокойно ответила Вера. – Там ничего нет. Но ты прав. Я не везде была. Меня напугали.

– Кто напугал? – удивился Алексей.

– Не знаю. Может быть, кто-то из местной детворы. А может бомжи. Но кто-то там однозначно был.

– Я рано утром еду за товаром, – сказал Леша. – После работы могу заехать за тобой и проберемся туда, откуда все всегда хотели сбежать. А сейчас, прости, мне нужно идти. В четыре часа утра я уже должен проснуться…

Вера провела соседа, закрыла дверь, прибрала на кухне. На столе остались лежать только личные дела двоих мальчишек, с которыми она дружила в детстве. С болью она взглянула на бумаги, которые столько лет хранили в себе страшную тайну, и на мгновение Вера пожалела, что нашла их. Она крайне редко вспоминала тех, с кем дружила двадцать пять лет назад, и пускай бы, пожалуй, так все и оставалось. В те единичные минуты своей жизни, когда она думала бы об этих мальчиках или о других воспитанниках приюта, с кем она прожила бок о бок много лет, она бы надеялась, что у каждого из них сложилась счастливая жизнь. А на деле оказалось, что жизни и вовсе не было.

На часах уже показывало за полночь. Стрелки начали отсчет времени нового дня, постепенно поглощая его, отправляя каждую секунду, каждую минуту, каждый пройденный ими час в невозвратное небытие. Каждое мгновение, ими отсчитанное, уже не возвращалось в этот мир. Как и не возвращались в него те, кого «усыновляли» из приюта.

Рыжий кот мирно спал, свернувшись калачиком, на кровати, дожидаясь своей новой хозяйки. Вера уже готовилась идти в душ, когда ее взгляд упал на еще одно личное дело – ее собственное. Она взяла бумаги, села на старое кресло, открыла их.

Фотография в личном деле была та же, что и в первом паспорте. Вера улыбнулась сама себе. Затем быстро прочла то, что и так знала: ее фамилия, имя и отчество, дата рождения, дата поступления в интернат. Вера перевернула лист и на следующем прочла:

«Мать: Порошина Светлана Леонидовна. Диагноз: шизофрения».

Вера подняла глаза. Как такое возможно? Ее мать умерла от онкологии. Она жила и работала в этом городе всю свою жизнь. Она содержала квартиру в чистоте, а документы в порядке. О ней вполне хорошо отзывается соседка. Как у нее могла быть шизофрения? Вера не знала лично женщину, которая числилась во всех документах, как ее мать, но даже ей казалось абсурдным то, что здесь было написано.

С другой стороны, в таком случае все выглядело вполне логичным: мать похоронила троих младенцев, ее нервная система не выдержала, поэтому, уже воспитывая четвертого ребенка, поняла, что не справляется. Или близкие люди, если таковые имелись, стали замечать за женщиной странности, и вынудили ее отдать дочь в интернат для ее же безопасности. Такая версия казалось Вере вполне реальной, вполне возможной.

Но вопросы никуда не девались: где был ее отец? кто он вообще такой? из-за чего умерли предыдущие трое детей? почему мать не навещала ее? и, если у нее была шизофрения, почему не видно никаких следов этого заболевания в ее быту, в ее жизни, которая была, если верить соседям, вполне обычной?

Вера обдумала сегодняшний визит Алексея. Сама встреча с ним казалось ей безумием, но она была рада увидеть его. Она задумалась о том, как же замечательно, что Лешу было, кому забрать из приюта. Иначе, как знать, возможно «усыновленных» в тот год мальчишек было бы больше. Она снова подумала о Саше и Ване, перед глазами сперва предстали их свидетельства о смерти, затем их лица: веселые, улыбающиеся, веснушчатые, бледные, скользкие, гниющие, с черными ямами вместо глаз…

– Ты видишь нас? – спросил один из мальчиков.

– Тише, ты опять ее напугаешь, – сказал негромко второй.

– Куда ж еще больше пугать? Вера…

– Где я? – спросила Вера и оглянулась.

– Мы в приюте, – сказал мальчишка, – в столовке.

Вера увидела, что она действительно сидит за столом в столовой приюта, в которой еще пару дней назад была на самом деле. Только теперь здесь снова стояла мебель, на столах были расставлены тарелки и граненые стаканы, разложены ложки. Тусклый свет освещал это место, и Вера увидела, что за ее столом напротив нее сидят те самые Саня и Ваня – ее друзья, которых она не видела двадцать пять лет и о смерти которых вчера узнала.

– Вы умерли? – спросила она дрожащим голосом.

Мальчишки утвердительно кивнули.

– Как это произошло?

Мальчики словно переглянулись между собой, хотя Вера понимала, что глядеть им давно было нечем.

– Нас обманули, – сказал, как поняла Вера по остаткам рыжих волос на голове, Ваня. – Нам сказали, что мы должны сдать кровь для анализов, чтобы наши новые мамы и папы убедились, что мы здоровы. Но вместо того, чтобы взять кровь, нам вливали в вены лекарство.

– А потом мы засыпали, – добавил Саша, чьи русые волосы почти полностью выпали, оголив бледный череп, – а когда просыпались, то уже…

– Уже были мертвы, – договорила тихим голосом за него Вера.

Ей было жутко от того, что она сидела за столом с мертвыми мальчиками, которые разговаривали с ней, ворочая в зловонном рту свои гниющие языки. Подсознание Веры предательски не доносило до ее сознания информацию о том, что это все было лишь сном. Она с ужасом и интересом смотрела на ребят, боясь их и в то же самое время необъяснимо радуясь тому, что видит их, словно эта встреча вселяла в нее надежду в то, что Саша и Ваня на самом деле были живы. Ведь вот же они – перед ней, сидят за этим столом и разговаривают. И