Чудак на холме - Лев Юрьевич Альтмарк

наверное, притаился где-нибудь в подполье и скрывается от израильской полиции? Его же считают уже давно преступником международного масштаба?

– И тут всё не так просто, – вздыхаю невесело, – вы всё правильно оценили, но я уже рассказывал, что в истории с ним замешаны некоторые наши высокопоставленные руководители и представители разведки, так как он всегда кому-то бывает нужен, то есть при любом раскладе практически неприкасаем. Да, в своё время ему вкатали смехотворный тюремный срок, но он был освобождён, не отсидев даже половины. Где профессор сейчас и чем занимается, мы не знаем. Вернее, не знаем я и моё непосредственное начальство, но ведь мы настолько мелкие винтики во всех этих тайных механизмах, что нам никакой информации сверху никогда не спускают, а ставят только перед фактами. И то по необходимости, как, например, вот эта наша встреча с вами… Да и Гольдбергу нет смысла сегодня от кого-то скрываться, ведь никаких явных правонарушений за ним не числится, а старые грехи прощены…

– Он точно сейчас в Израиле? – не отстаёт от меня Омельченко. – Может быть, отсиживается в каком-нибудь секретном научном центре в Америке или ещё где-нибудь…

– Даже если бы это было так, и я знал что-то конкретное, разве имел бы право без ведома своего начальства сообщать кому-то? Поймите меня правильно, но мы с вами всё-таки представители правоохранительных органов разных государств. Пускай дружественных, но – разных… Однако я с вами вполне искренен – никакой информации о его точном местонахождении у нас пока нет. Хоть Израиль – страна и маленькая, но спрятаться у нас, поверьте, можно так, что вас ни одна ищейка не найдёт… Впрочем, если очень понадобится – найдём.

– Тогда, может быть, вы всё-таки расскажете о нём что-нибудь конкретное? Из того, конечно, что имеете право рассказывать. Вы же с ним знакомы лично?

– Знаком. Более того, участвовал в его первых экспериментах, но это вовсе не говорит о том, что обладаю какой-то особой информацией. Я же обыкновенный мент и мало что понимаю в технологиях глубокого гипноза, которыми пользуется Гольдберг. Хотя поначалу он из этого никаких секретов ни для кого не делал и время от времени публиковал свои новаторские статьи в специальных и медицинских журналах. Чем, собственно говоря, и снискал себе известность в научных и околонаучных кругах. Пока всё это находилось на стадии идей, никто из этого тайны не делал, но как только началось практическое использование перемещения во времени и пространстве, а потом и вовсе переселение душ, тут-то и понеслась непонятная возня вокруг его разработок. Статьи в журналах прекратились, то есть, как я подозреваю, на него вышли спецслужбы, которые засекретили работу, однако джинн из бутылки, как говорится, уже был выпущен. Если какое-то новшество грозит в перспективе хорошими барышами, то человечков, пытающихся этим воспользоваться, никаким спецслужбам не остановить. Вот и пошёл наш профессор Гольдберг вразнос. Где-то я его даже понимаю. Я и сам не бессребреник, но мне нужно совсем немного для полного счастья, а у него аппетиты совсем другие.

Омельченко вздыхает очередной раз за сегодняшний вечер и вытягивает из моей пачки сигарету:

– Что же нам теперь предпринимать? Понятия не имею, как прищучить этого вашего израильского монстра.

– А оно вам надо?

– Не знаю. Законов наших он тоже не нарушал. Но на основной вопрос мы так и не ответили: как поступать с Павловым-«Столыпиным»? Не оставлять же всё, как есть.

– Это начальство и без нас решит. Едва ли Гольдберг в ближайшее время появится в Украине, потому что здесь ему делать, думаю, нечего. Даже деньги за проделанную работу по воскрешению «Столыпина» он наверняка получит не здесь и не в России. Ему их доставят туда, куда попросит. А может, уже доставили… Но не этим нам нужно сейчас заморачиваться. Для начала его нужно найти. Поэтому заниматься им будем мы сами, так как у нас больше возможностей его зацепить как гражданина нашей страны. Но это произойдёт не раньше, чем моё начальство даст соответствующую отмашку. А ваш новоявленный Столыпин… Что я могу тут сказать? Я и сам не знаю…

– Действительно, пускай ваше и наше начальство решают. Моего совета тоже никто не спросит.

И снова мы разглядываем моросящий за окном дождь. Наконец, я вздыхаю:

– Наверное, вам этого Павлова-«Столыпина» лучше сейчас отпустить под каким-нибудь благовидным предлогом. Мол, ничего криминального в его поступках не было, все живы и здоровы, никто на съёмках не пострадал, а значит держать его в психушке нет никакого резона. Пускай считает, что сумел всех перехитрить, и топает на все четыре стороны. А вы за ним скрытно понаблюдайте. Если это настоящий Столыпин, то он наверняка не очень хорошо ориентируется в ситуации и пока не знает, куда ему податься. Тут-то его и должны подхватить люди, оплатившие Гольдбергу работу, и вот именно эти люди могут представлять для вас самый большой интерес. У них и деньги имеются, и влияние во властных структурах, и возможности проворачивать такие сложные дорогостоящие проекты. Ясное дело, что это не какая-то примитивная банда преступников, а люди с положением и, может быть, даже находящиеся у власти… Не слабо будет пободаться с ними?

Омельченко неуверенно пожимает плечами, но ничего не отвечает. Как бы там ни было, его понять можно. Если поступить так, как я предлагаю, то это уже совсем иной уровень, и заниматься «Столыпиным» будут, конечно же, совсем иные люди. Бедняге Омельченко оставят традиционно разгребать дела погибших на зоне уголовников и прочей шпаны. Как, впрочем, и мне в Израиле.

Допиваю свой кофе и раздавливаю в пепельнице окурок:

– Ну, в принципе, я своё дело здесь закончил, можно и домой отчаливать. Жаль, что ничем так и не помог. У вас ещё есть ко мне какие-то вопросы?

– Нет. Но вы не возражаете, если мы будем с вами иногда на связи? Если, конечно, понадобится консультация или помощь.

– Нет проблем. Мои координаты у вас есть…

5

Ещё в аэропорту Бен-Гурион, едва отыскав свою машину на автостоянке, набираю номер Штруделя.

– Как дела, Лёха, что нового? – интересуюсь бодренько.

– Ничего выдающегося, – докладывает мой приятель, – наши подопечные притаились, словно добропорядочные граждане, тем более, мы начали потихоньку заковывать в браслеты всех подряд: и новых розенталевских бойцов, и тех, кто остался от банды Тавризи. Начальство не на шутку разошлось и распорядилось паковать всех без разбору. Кто-то из наших попробовал заикнуться, мол, этим мы только расчищаем место для новых наркоторговцев, но его сразу закидали помидорами. Дескать, если придёт на рынок новый наркобарон, то и ему на