Сказания о мононоке - Анастасия Гор

Ещё они видели тануки на торговом тракте, неудачно попытавшегося сойти за каннуси: он перепутал «воронью шляпку» эбои, которую те носили, с рыбацкой, а из-под его каригину по земле волочился пушистый, в белую полоску хвост. Были и другие мелочи, связанные с ёкаями и другими не-людьми, которые стали подозрительно часто попадаться им по пути. Несколько даже работали на постоялом дворе, где Кёко со Странником останавливались, и общались с гостями почти на равных.

Но не приключалось со Странником и Кёко за всё время самого главного – того, ради чего они и звались экзорцистами.

Никак не встречался им ни один мононоке.

Вообще-то Кёко не видела в этом проблемы, даже если ей тоже хотелось поскорее испытать Кусанаги-но цуруги, а точнее, то нечто, что позволило собрать его ненадолго воедино и вернуло надежду. Дедушка рассказывал, что даже в былые времена, когда между некоторыми даймё кипели войны и междоусобные распри порождали множество мононоке, ждать новый заказ порой приходилось неделями. А уж когда в Идзанами воцарился мир, ожидание и вовсе стало для дома Хакуро синонимом их фамилии. Кёко не знала, как обстоят дела у остальных пяти домов, но лично она ждать привыкла. Правда, как будто не привык Странник: он то и дело вздыхал разочарованно, подёргивал острыми ушами и почему-то непременно поглядывал при этом на Кёко, будто ждал, что она мононоке из своих хакама вот-вот достанет.

Когда они покинули дом мастера воздушных змеев, наконец-то закончились сливовые дожди. На окнах ещё спящих домиков раскачивались белоснежные куколки тэру-тэру, смастерённые местными детьми. Вчера Кёко слышала, как эти же дети, потрясывая ими с подоконников, звонко пели о том, как «отрубят кукле голову, если дождь не прекратится и солнышко к ним не выглянет»[76]. Она могла только представлять их восторг, когда те проснутся несколькими часами позже и обнаружат, что их молитва всё-таки была услышана. Кёко с Цумики и Сиори когда-то делали точно так же.

Она думала о них каждый раз, когда наталкивалась на кого-то младше себя или когда гогочущая ребятня, как сейчас, едва не сбивала её с ног на рынке, шумно играя в онигокко[77]. Они со Странником заглянули туда, чтобы пополнить припасы перед долгим переходом по тракту, и, чтобы управиться побыстрее, разделились. Аояги уже несла несколько доверху набитых мешков позади Кёко, пока та высматривала среди прилавков, что ещё им нужно. Поэтому когда в ноги ей вдруг рухнула девочка лет пяти, которую нечаянно толкнул в спину старший брат, руки у Кёко были свободны. Она помогла малышке подняться, по привычке вытерла грязь с её разбитых коленей рукавом, как обычно поступала с Сиори… И вдруг заметила в её руках нечто знакомое, что не видела ещё ни у кого и нигде.

– Подожди минутку! Это же…

Но девочка уже убежала, ведомая старшим братом, тянущим её за рукав. Кёко быстро потеряла их из виду в разношёрстной толпе, а вместе с тем потеряла, не успев как следует рассмотреть, и игрушку, похожую на мотылька с витражными крыльями. Кёко даже невольно оглянулась по сторонам, проверяя, не стоит ли Странник где-нибудь на площади, раздавая из своего короба теперь не только товар, но и собственных цукумогами. Однако всё встало на свои места, когда прямо перед лицом Кёко пролетел ещё один, на тонкой, почти невидимой в солнечных лучах леске.

Выбросив вперёд руку, Кёко ловко поймала его.

– Это мои кайдзю![78] – гордо объявил торговец за прилавком, когда она проследила, откуда тянется леска, до другого её конца. Оказалось, то и впрямь было стекло, прохладное на ощупь и собранное из других маленьких, точно разбитых, кусочков стёкол. Правда, не такое изящное и тонкое, как то, из которого цукумогами Странника были сделаны, но тоже очень красивое, матовое и поразительно лёгкое. Кёко покрутила игрушку и так и сяк, прежде чем вернуть торговцу в руки и спросить:

– Как же оно летает? Не бумага ведь и не воздушный змей.

– Всё дело в особом способе выдувания стекла. Это мастерство редчайшее, семейное, мы его из поколения в поколение передаём! – ощерился торговец, уже почти старик, но было видно, что рукастый: стол перед ним кренился под весом целого войска таких же мотыльков, расписанных на самые разные мотивы, и между ними, деревянными щитами, мечами, резными куклами и другими детскими забавами почти не оставалось свободного места. – Этому мастерству только в Эдзо учат.

– Эдзо? – встрепенулась Кёко. – Так вы оттуда?

– Не я сам, но мои дед с бабкой. Из самых северных коренных племён! Сейчас там только охотники и заядлые рыболовы живут. Земля-то промёрзлая, не вырастишь ничего, даже скот кормить толком нечем…

– А что эти игрушки? – Кёко постучала ногтем по одному из мотыльков, отозвавшемуся ей глухим звуком и покачиванием скрученной под крыльями лески. – В них играют местные дети?

– М-м, чаще да, чем нет, – ответил торговец уклончиво. – Но я создаю таких кайдзю, чтобы с ними можно было именно играть, да-да! Берите смело, вашей сестрёнке или братику точно придётся по душе!

– Так, значит, изначально это всё-таки не игрушки? – продолжила допытываться Кёко, и торговец недоверчиво сощурился. Видимо, начал подозревать, что ничего покупать она у него не собирается, а только любопытство своё утоляет. – Для чего же они тогда?

– Ух, – сдался он довольно-таки быстро. – Для всякого. Их в храмы носят, как подношения, кладут под двери для защиты от зла… Правда, некоторое зло такие игрушки, наоборот, любит, так что тут надо быть осторожным, на узоры у них на крыльях важно смотреть. Вот видишь, похоже на глазки? – Торговец подёргал за леску, обвитую вокруг его толстых пальцев так, что тот мотылёк, которого Кёко ему принесла, словно воспарил у неё перед глазами, задёргался, как живой, и загарцевал по воздуху. – Такие от ногицунэ защищают, а их в Эдзо тьма сколько водится. Кайдзю будут им в глаза смотреть, пока ты сама удираешь! С ними же как с любыми другими бешеными зверьми, по-другому нельзя, иначе набросятся, растерзают… Мои кайдзю тебя даже от Того-Кто-Приходит-Со-Снегом спасут! Купи парочку, купи, вдруг окажешься в тех местах проездом, вижу же, что ты путешественница…

– Что значит «Тот-Кто-Приходит-Со-Снегом»? – снова спросила Кёко. По спине у неё пополз мороз при упоминании ногицунэ и воспоминании о том самом, встреченном возле минки, и действительно захотелось прикупить парочку таких кайдзю или позаимствовать у Странника похожие. – Это такой ёкай? Никогда о таком не слышала.

– Нет, это злой ками. Вожак и отец всех