Лучший исторический детектив – 2 - Александр Балашов

— И тебе стало ясно, что это не просто случайное ограбление в поисках сотни франков, а какие-то давние счёты. Наверное, там, в России что-то произошло между Сэвили? и убийцей, так что вопрос этих арбузов остался открытым… Может, Петров решил, что журналист их вывез с собой, и нагрянул к нему, чтобы украсть?

— Молодец, Эжен, я всегда говорил, что ты у нас один из лучших сыщиков! Ведь я тебе ещё не всё рассказал! Тот врач, на скорой помощи, который подобрал тогда этого Петрова, я с ним говорил потом… У него мать русская, поэтому он немного понимает этот язык. Так вот, на улице Петров кричал только «Большие арбузы, тысячи долларов!», а когда его загрузили в машину и поехали, он ещё был жив и в бреду пытался что-то сказать врачу. Тот кое-что запомнил, а я потом у него выудил. Вот послушай, — он достал записную книжку, нацепил очки, и стал листать её в поисках нужной записи.

— Но ведь ты тогда ничего не говорил мне, да и в деле нет ни слова про эти разговоры, — Эжену очень не нравилось, как Анри ведёт себя. Столько лет ни слова не говорил о каких-то обстоятельствах давно закрытого дела, а сейчас…!

— Конечно нет! Я ведь это всё недавно только нашёл, когда тем делом заинтересовался! Отыскал того врача, поговорил с ним. Он всё это записал, думал, будут в полиции спрашивать. А мы поспешили тогда, порадовались, что мелкое преступление распутали!

Эжен молчал, сердито сопел, допивая своё вино. Постукивал пальцами по столу.

— Ага, вот! — Бельтран отыскал нужную страничку и начал читать: — «Я не знал про «Арбузы»…, тевтонец молчал…, читал в газете…, думал, что этот увёз…, прятал тут, в Париже…, морфию дайте, морфию!». Тот по-русски, конечно, бредил, это мне доктор на французский перевёл…

— Получается, что мы упустили след какого-то интересного дела?

— Вот я и говорю! — почему-то Анри радовался, как ребёнок, и это раздражало Эжена. — Тут было дело такого масштаба, а мы свели его к простому грабежу. Закрыли, получили благодарности, и остались довольны! И теперь никто не знает, были там эти «арбузы» или нет? Может, их унёс убийца, но при нём ничего не нашли. Спрятал их где-то по дороге либо в подворотне, где скрывался после ранения? Или они так и остались в тайнике, в комнате журналиста?

— Теперь уже не найти, столько лет прошло!

— Конечно, не найти! — Анри просто сиял от счастья. — Весь этот квартал снесли после войны и застроили заново — там дома пришли в полную негодность!

— И что ты теперь предлагаешь? — раздражённо спросил Эжен. Он хорошо знал своего друга, чтобы сомневаться в ответе.

— Ничего. Совсем ничего не предлагаю. Больше двадцати лет прошло, всё уже давно утряслось, забылось и разрушилось! Просто подумал, что нам с тобой бы не помешала парочка таких арбузиков на старости лет! — он радостно захохотал.

Эжен недовольно поморщился — подобные шутки не способствовали улучшению его настроения. Впрочем, до размолвки дело не дошло: ежедневная порция вина была выпита, привычная партия в пикет сыграна, пришла пора возвращаться по домам, к своим постаревшим, сварливым жёнам, уютным тапочкам, и плотному ужину из нескольких блюд.

Завтра будет новый вечер в кафе и новые разговоры…

Глава 6. Москва, апрель, 1960

— Мишка, бросай всё и срочно ко мне! — Гоша явно был взволнован.

— Да что случилось-то?

— Не по телефону, но дело важное. И книгу свою прихвати! Не задерживайся, я жду! — Гоша повесил трубку.

Миша задумчиво почесал ухо. Если книгу надо брать, значит, нашёл что-то интересное. Ехать не очень хотелось, но любопытство пересилило. Он взял завёрнутую в газету книгу, оставил на столе записку: «Я у Гоши, буду не поздно. М.», и вышел из дома.

Ребята выросли, превратились из школьников в студентов, но дружить продолжали. Миша стал серьёзным коллекционером, выменивал у коллег полученные в своё время банкноты, и всегда умудрялся делать это с выгодой. Он в совершенстве знал конъюнктуру, часто находил у менее опытных собирателей интересные экземпляры и получал их в обмен на пустяки. Продавал кое-что из коллекции, выступал консультантом. Это был хоть и небольшой, но верный заработок.

Гоша такими операциями не интересовался. Если ему что-то нравилось, он просто покупал его, благо в деньгах стеснён не был. В последнее время у него появилось ещё одно увлечение — шифры. Он накупил кучу книг, просиживал целые вечера над ними, разрабатывал теорию абсолютного шифра — вычитал где-то, что должен существовать такой, его отгадать в принципе невозможно.

При этом находил время ухаживать за красавицей Настей, дочкой крупного работника Министерства торговли, и дело у них шло к свадьбе. У Миши с невестой друга отношения не сложились сразу. Девушка откровенно презирала студентишку-голодранца и явно давала понять, что в друзья дома после замужества его не возьмут. Её младшая сестрёнка, пятнадцатилетняя Наташа была проще, с Мишей общалась нормально, но при этом могла поддерживать разговор только о шифрах, криптограммах, и о том, какой Гоша умный и утончённый. Девочка была безнадёжно влюблена в жениха своей сестры первой девичьей любовью, помогала ему разрабатывать шифры, и таким образом получала возможность проводить с ним время. Настя же ни бонистикой, ни шифрами не интересовалась совершенно.

В 1957-м умерла добрейшая баба Аня, а через год от неожиданного инфаркта, прямо в своём кабинете — генерал Макаренко. Миша переживал их смерть не меньше, чем Гоша, хорошо помня, сколько добра они сделали для него. Последним подарком генерала был телефон, проведенный в их с матерью квартиру.

Гоша встретил друга на пороге и сразу потащил в комнату. На ходу он возбуждённо рассказывал, что наводил порядок в отцовском кабинете, доставал с верхней полки какие-то книги, которые генерал привёз из Германии, и с тех времён там и лежавшие. Увидел, что это несколько томов энциклопедии на немецком языке. Раньше он такие же тома дарил Мише, так как не терпел ничего германского, и с этими хотел поступить так же. Стал спускаться со стремянки, не удержал тяжёлую стопку, выпустил из рук. Книги грохнулись на пол, одна из них раскрылась и из неё выпали две банкноты. Каждая из них была завёрнута в папиросную бумагу и снабжена надписями на немецком «True» и «False», то есть, «Настоящая» и «Фальшивая».

Когда он рассмотрел банкноты, то увидел, что это редчайшие тысячедолларовые купюры банка США, 1891-го года выпуска, так называемые «Большие арбузы» — так их называли за изображения