Меня укутай в ночь и тень - Дарья Алексеевна Иорданская

– Элинор.

– Дамиан, – кивнула Элинор. – Садитесь.

На кресле были сложены приготовленные в чистку или, может, для глажки, платья, и Дамиан воспользовался этим как предлогом и присел на постель. Теперь их с Элинор разделяла вышитая шелком подушка с кистями. Элинор играла ими рассеянно, перебирала пальцами крученые золотые нити.

– Как ваша поездка к миссис Дэрби-как-там-ее?

– Сносно, – ответила Элинор односложно, в точности так же, как Грегори.

– Вы лжете, милая Линор.

– Лгу, – вздохнула Элинор. – Я напугана.

– Что вы узнали такого?

Элинор оставила в покое кисти и переключилась на край шали. Дамиан поймал ее за руку, принуждая остановиться. Пальцы Элинор были холодны, словно он коснулся мраморной статуи в саду.

– Мою школу закрыли в тот же год, когда я должна была закончить обучение, – сказала Элинор. Пальцы ее дрожали. – Из-за убийств.

– Грегори сказал мне, – кивнул Дамиан, поглаживая чуть дрожащие пальцы.

– Я это помню… – Элинор досадливо поморщилась. – Помню так, словно читала в газете, но не переживала лично.

– Всякая память устроена по-своему, прекрасная Линор, – успокоил ее Дамиан.

– Моя, очевидно, совсем по-особому. – Элинор вырвала руку. – Я…

– Расскажите, – попросил Дамиан.

Элинор вскочила и принялась беспокойно ходить по комнате.

– Я знала тех… убийц. Не просто их знала, Дамиан. Мы были подругами, наши кровати в дормитории стояли рядом, и мы всю ночь напролет шептались, поведывая друг другу секреты. А убитые…

– Элинор, сядь, – попросил Дамиан. – У меня голова кружится.

– Дору Февершем мы все ненавидели. – Элинор и не подумала остановиться, даже заходила еще быстрее. – Да был ли на свете второй такой человек? Она лила чернила на наши воскресные платья! Но меня она особенно невзлюбила и однажды заперла в чулане. Меня выпустили только наутро.

– Элинор…

– А старый истопник? Он отчего-то вбил себе в голову, что я его обокрала. Но хуже всех был мастер Генри. Генри Бомарроу. Он говорил всем, что приходится дядей Люси Хилл, но мы… подозревали, что это не так. А однажды он…

– Элинор! – Дамиан поймал ее за руку и привлек к себе. – Тише, тише, моя девочка.

– Их убили из-за меня.

– Ты не можешь это утверждать.

– Три раза, Дамиан! Три! Это не совпадение!

– Ты утверждаешь, что твои подруги – школьницы, Элинор! – убили ради тебя? – Дамиан вынудил женщину сесть и сам опустился на пол возле ее ног, растирая холодные руки. – Дора Февершем, ладно, допустим. Но чтобы девчонки ради тебя убили сильных взрослых мужчин?

– Девчонки или что-то более страшное, Дамиан. – Элинор закусила губу. – Каждый раз, когда я пытаюсь вспомнить хоть что-то, словно натыкаюсь на стену.

– И потому, – вздохнул Дамиан, – ты пошла к тому шарлатану.

– Пегги решила, что он не шарлатан, – парировала Элинор, отнимая руку и вытирая слезы. – Очевидно, и ведьмы ошибаются.

– Хорошо, он не шарлатан, просто мерзавец. Элинор, ты могла попросить меня!

Несколько минут Элинор молчала, рассматривая его неуверенно, а потом наконец медленно кивнула.

– Ладно. Сделай это сейчас. Погрузи меня в транс. Дай мне взглянуть на мое прошлое.

Глава четвертая

Дамиан поднялся и беспокойно прошелся по комнате, сунув руки в карманы.

– Что-то не так? Передумал? – спросила Элинор. Она и не сомневалась, что Дамиан пойдет на попятный.

Он потер лоб, снова сунул руку в карман и, слегка сутулясь, пошел на новый круг. А потом вдруг остановился резко, вскинул голову и спросил:

– У тебя есть медальон или кулон? Что-то маленькое и блестящее, на цепочке.

Откуда у гувернантки украшения? Ей не пристало носить их, да и в большинстве своем они не по карману. От матери ей досталось только тоненькое серебряное колечко, которое потерялось еще несколько лет назад при переездах, да пара некрасивых серег. Они потускнели от времени и теперь лежали на дне саквояжа, погребенные под завалами дома мистера Гамильтона вместе с подаренным отцом шатленом. Элинор покачала головой. Дамиан вздохнул, порылся на туалетном столике и отыскал небольшое ручное зеркало в серебряной оправе на тонкой длинной ручке.

– Смотри на него и слушай мой голос. Только мой голос.

Дамиан говорил и говорил, и глаза Элинор начали слипаться. Зеркальце бросало искристые блики ей прямо в лицо, и глаза точно песком запорошило. Дремота смежила веки. Усилием Элинор стряхнула сон и посмотрела на Дамиана.

– Тебе я могу доверять?

Дамиан подался вперед, так что их лица почти соприкоснулись. Элинор ощутила кожей слабое дыхание и почуяла приятный успокаивающий запах полыни.

– Конечно, нет. Пока ты будешь в трансе, я запущу тебе пауков за шиворот.

Это-то в нем и поразительно, подумала Элинор. Ему можно доверять. Он не сделает с ней ничего дурного. Он не соврет. И не испугается, что бы ни таилось в памяти Элинор.

Когда Дамиан заговорил вновь, Элинор сосредоточилась на звуке его голоса, спокойном и ровном. Веки ее отяжелели, глаза закрылись, и она провалилась на невероятную глубину. В пустоту.

– Где ты? – спросил Дамиан.

– Не знаю?..

– Что ты видишь?

– Ничего.

– Ты должна увидеть. Элинор, помни, зачем ты пришла.

Сеанс, напомнила себе Элинор. Я пришла, чтобы взглянуть на теткин сеанс. Я должна понять, что тогда произошло.

Темнота рассеялась, точно туман, но вместо ожидаемой комнаты в тетином доме, вместо бархатных штор и безвкусных плюшевых диванчиков Элинор увидела лужайку перед зданием колледжа Святой Маргариты. Девчонки-младшеклассницы в белых платьицах и соломенных шляпках только что пришли с прогулки. Они поднимаются по широкой лестнице, в руках букеты полевых цветов. Почти все уйдет на гербарий для миссис Дэрбишем, но кое-что окажется в вазах. Возле ворот остановился экипаж, это попечители. Многие из учениц – сироты, находящиеся под опекой дальних родственников, которым не было в действительности дела до этих девочек. Но приезжали и те, чей интерес носил недобрый характер. Такие, как «мастер Генри».

Они с Кэсси сидят на скамейке под сенью огромного, очень старого розового куста и следят за «мастером Генри». Он приходит не один, но его спутников никто, кроме Элинор, не видит. Их всегда семь или восемь, закутанных в плащи с головы до пят. Элинор давно перестала о них говорить. Есть вещи, которые не доступны и не известны никому больше. Она говорила об этом с тетушкой, не с Эмилией, с другой, понимающей тетушкой, и та велела молчать о подобном, не пугать людей. Поэтому Элинор и не рассказывает о тех, кто сопровождает «мастера Генри», не отходя ни на шаг.

– Они слабы, – шепчет Кэсси, склоняясь к ее уху. – У них не получится наказать его. Но мы можем помочь.

Элинор поворачивается и смотрит на Кэсси,