Армагеддон - Владимир Александрович Сухинин

выпил. Затем посмотрел на меня и с улыбкой произнес: – Я даю разрешение тебе, Худжгарх, на женитьбу с моей дриадой. И это узнают все в Лесу.

– Не ты, Элларион, дал мне ее, – ответил я. – Мне ее подарил орк, а отдали мне ее Меллирионы. Я не чужой им, и ты сразу начинаешь брать на себя слишком много. Я взял ее по праву силы, а не по твоему позволению, и если князь Леса не даст своего согласия, я могу поменять князя в твоем Лесу и даже сделать его вассалом снежных эльфаров или орков. Так что попридержи свои амбиции.

Я говорил спокойно, но за моими словами стояла сила. А за Элларионом – только его амбиции.

Однако Элларион не смутился и не обиделся.

– Прости, Худжгарх, – ответил он. – Я не хотел тебя обидеть. Я хотел решить твою проблему.

– У меня нет проблем, Элларион, которые ты мог бы решить. Еще раз говорю: не бери на себя слишком много. У тебя нет полной власти даже остановить войну, и нет ее над Лесом, а ты мнишь себя уже великим. Скромнее надо быть.

На нас смотрели другие хранители, и Элларион произнес:

– Да, я поторопился. Значит, ты не хочешь союза?

– Хочу, – ответил я. – Но не стоит притворяться тем, кому мы должны быть благодарны. Я знаю ваши привычки. Я говорю обо всех детях Творца. Проявите себя как союзники, и не стоит говорить лишних слов. Сейчас ты не в том положении, чтобы диктовать свои условия. Я желаю союза на равных, а не как тот, кого ты одариваешь своей милостью.

– Я подумаю над твоими словами, – произнес Элларион. – А сейчас я угощаю вас.

Пир был испорчен нашей перепалкой, и все это понимали. Элларион не скрывал своего высокомерия. И его гордость и желание быть выше остальных так и перли из него. Как же, первый эльфар!

Я вскоре покинул пир, сославшись на дела. Авангур, Торн и Велес последовали за мной, также ссылаясь на занятость. За столом остались Мустар и Жермен, и я осознавал, что Элларион начнет заигрывать с ними против меня. Как это у него получится, было трудно сказать. Он не мог предложить хранителям ничего, чего бы те не получили от меня. Я же мог лишить их служения на тысячелетия, как и самого Эллариона, но не собирался этого делать.

– Странный тип этот Элларион, – произнес я.

– Не странный, заносчивый, – ответил Авангур. – Его Рок и Беота за эту заносчивость привязали к дереву. А меня скинули в колодец. Правда, не они и не за заносчивость, а как конкурента, но по наущению Беоты. Сестричка еще та оторва. А ты правильно осадил Эллариона. Он иногда не понимает, что делает. Врагом он твоим не станет, но будет соперничать за лидерство. А вот когда Рок вернется, ему мало не покажется. Рок не оставит Лес, хи-хи. Тогда он к тебе и прибежит: «Помоги, Худжгарх, спаси от злого Рока». Хи-хи-хи.

Мы расстались у подножия моей Горы, и он, как всегда, исчез. Торн и Велес поспешили к своим новым пассиям. А меня ждала Тора. Я мгновенно переместился к крепости на перевале в Снежных горах и оказался у покоев Торы, которые находились в гостинице для важных господ.

Постучав в дверь, я услышал, как ее открыла Рабе. Войдя внутрь, я увидел Тору с опухшими глазами.

– Я пришел за тобой, – произнес я, подойдя и обняв ее. – Тебе больше нечего здесь делать. Собирайте Аврелию, мы заберем ее с собой на время.

– Ее нельзя забирать, – встревожилась Тора. – Она – око правосудия.

Я ненадолго задумался.

– Хорошо, оставим ее здесь. Рабе, оставайся с девочкой. Собирайтесь, я навещу ее.

Аврелия была в своей комнате и играла с куклами. Одна из них сидела на импровизированном троне и раздавала команды:

– Лер Зарка-ил, приказываю вам казнить лера Манру-ила за предательство!

– Нет, не надо меня убивать, – плакала другая кукла и падала в ноги первой.

Я восхитился красотой кукол и подумал, где они смогли их достать? А еще я был умилен тем, как Аврелия могла быть одновременно взрослой и ребенком. В ней это сочеталось удивительным образом, создавая нечто труднообъяснимое. Она могла рассуждать как взрослая эльфарка и делать правильные выводы, но при этом играть в куклы, как сейчас.

Я тихо кашлянул, и девочка обернулась.

– О, дядя Ирри приехал! – радостно воскликнула она, бросившись мне навстречу, обняла и крепко прижалась. – Тора беременна, – прошептала она мне на ухо, – но это секрет.

Я кивнул и так же шепотом ответил:

– Я знаю, я пришел за ней, а тебя не хотят отпускать отсюда, ты у них око правосудия.

– Я понимаю, – вздохнула Аврелия. – Взрослые такие глупые, не видят простых вещей, они без меня пропадут. Но мне скучно…

– Я могу привезти тебе Груту с дочкой, они будут с тобой играть.

– Правда? – обрадовалась девочка. – Вот было бы здорово! Грута может делать эликсиры, а они тут нужны. У нас, Ирри, война, – серьезно произнесла она. – Все ушли воевать, а мы с Торой остались. Она беременна и плачет. Она хочет, чтобы ты на ней женился. Боится, что ребенок останется без отца, а она – мать-одиночка, и все эльфары от нее сейчас отвернулись.

Я вздохнул и опустил девочку.

– Пойдем, попрощаемся с Торой, – позвал я ее.

Я стоял, несколько удивленный, вглядываясь в Тору и Рабе, которые были без своих вещей. Тора, словно оправдываясь, тихо произнесла:

– У меня ничего нет, все осталось в столице. – Ее голос дрожал.

– Не беда, – ответил я, стараясь придать голосу уверенности. – Мы подберем тебе королевские наряды. Рабе, ты останешься с Аврелией. Я привезу ей няньку Груту и подружку-девочку. Береги их, как берегла Тору. А где лысый?

– Он в трактире, – ответила Рабе.

– Он тоже нужен Торе. Сходи за ним, – приказал я, чувствуя, как нетерпение охватывает меня. Рабе быстро выбежала из комнаты, а Аврелия с глазами, полными слез, обняла Тору на прощание. Я ждал, не торопя их, наблюдая за этой трогательной сценой.

Когда Рабе вернулась, за ней шли двое. Первой шла демоница, ее облик был столь необычен, что я не сразу узнал ее. Второй был лысый певец, который с любопытством разглядывал свою новую спутницу.

– Ты что тут делаешь? – спросил я Мардаибу, не скрывая удивления.

– Я помогла вашему другу и теперь свободна, – ответила демоница. – Я хочу служить вам, хозяин.

– И эта тоже демон, – прошептала Аврелия, не отрывая глаз от демоницы. – Как интересно! А невесты-демоницы, дядя Ирри, у тебя есть?

– Нет, – нахмурился я, чувствуя, как