Дженнак неуязвимый - Михаил Ахманов

наком. Из тех, что побеждают умением, без лишней крови и гор мертвых тел.

   - Таких гор не будет. Во всяком случае, я постараюсь.

С этими словами Дженнак отступил от раструба, а Чегич начал совещаться со своим далеким наставником. Они говорили не о движении войск, не о битвах и штурмах крепостей, а том, что будет после: как удержать власть, не допустить хаоса, выбрать достойных градоначальников и что вменить им в первую обязанность. Видимо, ни Чегич, ни Чантар не сомневались в победе Мятежного Очага и рассуждали в этот день лишь о ее последствиях. Что было правильно; великие перемены в землях росковитов отзовутся всюду, и костер войны мог заполыхать не только в Азайе, но и в Эйпонне. Сил у владык Асатла хватало, и, потеряв заокеанские колонии, они наверняка ударят по Одиссару и Арсолане. Наверняка ударят, размышлял Дженнак; всегда виновен тот, кто ближе и слабее.

Голос Че Чантара ласкал его слух. О многом хотелось Дженнаку спросить, о многом рассказать, но без свидетелей; и решил он, что вернется сюда в дни мира, чтобы Прада сделал для него такой же чудесный аппарат, и тогда он сможет говорить с Чантаром из Ханая или Шанхо. Возможно, поехать к нему с Айчени и сказать: задуманное тобою и моим отцом свершилось - вот женщина из рода твоего, что стала мне супругой...

Чегич закончил переговоры, повернул рукоять, и огоньки на пульте погасли. Великая Пустота вздохнула в последний раз и смолкла; люди больше не тревожили ее, и только свет солнца и звезд пронизывал земную атмосферу и бездны, лежавшие за ней.

   - Мудрый человек, - произнес вождь мятежников. - Кем бы ни оказался этот Чен, боги одарили его умением предвидеть и великим разумом. Воистину его тень длинна, как говорят в Эйпонне!

   - Как ты думаешь, почему он тебе помогает? - спросил Дженнак.

   - Я размышлял над этим, тар Джакарра. Сначала мне казалось, что он, как всякий арсоланец, враг аситам. Но это неверно, это мнение глупца, чей взор скользит по поверхности и не способен проникнуть внутрь... Со временем я понял, что он не аситам враг, а порабощению и жестокости. Он...

Двери вдруг распахнулись, в зал вбежала связистка Трава, а за нею - мужчины, Прада со своими помощниками, телохранители Чегича, Нево Ах-Хишари и еще какие-то люди. Скрипнул пол под быстрыми шагами, помещение наполнилось гулом голосов:

   - Вождь...

   - Срочное сообщение...

   - Передают из Росквы...

   - Прямо со Священной площади...

   - Пожар!..

   - Пожар и разбой!..

   - Эти аситские псы..:

Чегич поднял руку.

   - Тишина! Трава, говори.

Девушка уже отдышалась.

   - Сообщение из Росквы, вождь. Аситский отряд напал на Торговый Двор Ах-Хишари... Там идет сражение, много убитых и раненых. Они поджигают лавки и мастерские, избивают безоружных... Вся восточная часть площади в огне...

   - Да проклянет их благой Тассилий! - выкрикнул Чегич, сжав кулаки. Внезапно тон его сменился, и Дженнак понял, что вождь холоден, как лед. - Значит, они начали первыми... - пробормотал Чегич. - Теперь мы ответим... Трава, на станцию! Мне понадобится связь.

Он шагнул к выходу, но на пороге обернулся и отыскал взглядом Дженнака.

   - Ло Джакарра, тебе, наверное, стоит вернуться в Роскву. Ночью прилетят твои воины, бритунцы и иберы... Будет лучше, если ты их встретишь и возглавишь.

   - Конечно, - сказал Дженнак, - конечно.

Вместе с Нево он отправился в обратный путь, сначала по лесу в экипаже-«жуке», потом на серебристой «рыси», но думал по дороге не о бритунцах и иберах, не о грядущем сражении и штурме Пяти Пирамид и даже не о Чантаре, явившемся вдруг из многолетнего забвения. Одна мысль билась в голове: что с Айчени?.. Торговый Двор горит, площадь в огне, горожане схватились с аситами и погибших много... Боги, сохраните ее! - подумал Дженнак, ныряя в темную завесу Великой Пустоты.

Чени была жива. Это все, что он почувствовал.

* * *

В День Ясеня месяца Света три сагамора покинули Чилат-Дженьел, и повелитель Асатла им в этом не препятствовал. Совет Великих Домов завершился, но был он странным, непохожим на встречу владык, решающих судьбы мира. Будто собрались они лишь затем, чтобы выслушать претензии Шнрата и поглядеть на его броненосцы, а остальное время провести в пирах и забавах. Не заключили они договоров, не приняли важных решений, не подвесили вампы к словам, высеченным в камне, не привели свидетельств своей непричастности к Мятежному Очагу; казалось, Шират выплеснул свой гнев и, успокоившись, решил показать, что питает к трем Великим Очагам полное доверие. Хотя в промежутках между пирами они обсуждали ситуацию в Азайе, Шират уже не упрекал их в помощи мятежникам, не угрожал, не требовал, чтобы Дома Арсолана и Одисса уняли Протекторов Риканны. Наоборот, говорил он мягко, даже ласково, клялся в дружбе и братской любви, а о бунте в Сайберне сказал: рыкнет ягуар, и разбегутся койоты, прикрыв хвостами задницы. Слушая такие речи, Арг-ап-Кана изумлялся, а Куат и Джеданна переглядывались, понимая, что в эти дни другое у асита на уме. Должно быть, снилась Ширату прекрасная Айчени, которую нашли где-нибудь в Хинге или в Земле Дракона и уже везут в Чилат-Дженьел.

Три сагамора со своими людьми переправились в Чайлан, откуда Че Куат собирался плыть морем в Инкалу. Для Джеданны и сеннамита был подготовлен особый экспресс на станции одноколесника; широтная рельсовая дорога пересекала континент, заканчиваясь в Хайане. Из гавани одиссарской столицы Арг-ап-Кана тоже поплывет на судне, сначала до Кейтабских островов, а после на юго-восток, огибая берега Рениги, мимо Дельты Матери Вод, и, наконец, на юг, в свою далекую державу. Воздухолет позволил бы добраться быстрее, но владыка Сеннама не любил путешествовать по воздуху. По морю тоже, но сухопутной дороги в его страну еще не проложили.

Расставались сагаморы на пирсе Чайлана, где Че Куата поджидал присланный из Лимучати плот. Но не успели они сказать прощальные слова, как к пристани пришвартовался малый корабль с вампой из черных перьев на мачте, и сошел с него батаб в траурном облачении, хмурый, как ненастное утро. Проследовав строевым шагом к Джеданне, старшему из владык, батаб вручил ему послание с тремя вороньими перьями и поник головой, изображая безутешное горе. Разве только слезу не пустил, что человеку военному совсем не свойственно.

Джеданна развернул свиток, прочитал письмо и, подняв взгляд к небесам, воскликнул:

   - Все в руках Шестерых! - Затем обратился к своим светлорожденным родичам, промолвив: — Шират Двенадцатый умер в ночь, о чем извещает нас его сын и наследник. Недомогание печени, внезапно обострившееся... или, возможно, желудочные колики... Словом, прежний сагамор уже