Королевская кровь - Дэниел Абрахам

– Нет, – повторила она, – мы вчера сожгли последнюю, пока охотились за Дракки Грозовраном. Почему шепчемся?

Повисла пауза, Китрин успела накинуть платье через голову.

– Не знаю. Пока ты не спросила, не задумывался, – ответил Шершень. – Место такое. Шептательное.

– В голос мы здесь тоже разговариваем, – сказала Китрин.

– Именно, – подтвердил Гедер.

Астер хихикнул где-то слева. Китрин вдела руки в рукава. Отлично. Теперь можно и на свет.

– Я пришел звать вас обратно, – объявил Шершень. – Все кончилось.

– Что кончилось? – спросил Гедер.

– Битва за Кемниполь, – ответил Шершень, выговаривая слова с актерским щегольством. – Доусон Каллиам в тюрьме, его союзники с ног сбились – ищут, кого бы обвинить и перед кем покаяться.

– Неужели Каллиам сдался?

– Его выдал Оддерд Мастеллин. Впрочем, ладно. Я просто подумал, что надо вам сказать. Выбирайтесь отсюда, пора возвращаться в мир.

– Да, конечно, – откликнулся Гедер. Китрин услышала в его голосе сразу много всего. Удовольствие, сожаление. Конец чего-то. – Пора возвращаться в мир.

Маркус

Каждую минуту долгой ночной поездки Маркус искал возможности сбежать. Ослабить веревки, стягивающие запястья и щиколотки. Перегрызть кожаный шнур, на котором держится кляп. Откатиться подальше, насколько позволят цепи и кольцо. Когда повозка остановилась под первое чириканье птиц на рассвете, единственным достижением оказалось то, что кость у запястья болезненно торчала не на своем месте, а кровь из разбитого носа равномерно измазала всю повозку.

Голос, остановивший возницу, показался знакомым. Маркус вспомнил владельца не сразу, а лишь когда тот ухмыльнулся во весь рот, переполненный зубами.

– Да, он самый, – сокрушенно покачал головой Капсен Гостермак. – С добрым утром, капитан Вестер. Печально, что приходится встречаться при таких неприятных обстоятельствах.

Даже при всех зубах улыбка оставалась мудро-усталой и любезной. По крайней мере, тюремщик из просвещенных.

– За него еще плату должны были передать, – напомнил Капсен.

– А, да, – отозвался возница. – Забыл. Держи.

Маркус услышал звяканье кошеля, переходящего из рук в руки, затем двоица вытянула его из повозки и, как свиную тушу, поволокла сквозь тьму. Плечи жгуче заломило, в запястье что-то щелкнуло и встало обратно с той же болью, с какой прежде вывихнулось. Голубятня была сложена из грубых неотесанных камней, и Маркус, которого прислонили к стене на то время, пока Капсен возился с широким железным ключом, успел потереться щекой о камень и сдвинуть кляп. Он выплюнул влажный окровавленный ком на землю.

– Я удвою, – выговорил он. – Удвою то, что вам заплачено.

Капсен горестно хмыкнул:

– Вы и без того приносите мне изрядно денег, капитан. Я не жаден.

Внутреннее помещение имело с полдесятка шагов в поперечнике. Перепархивали с места на место голуби, воркуя, будто что-то спрашивали без слов. Капсен и возница дотащили Маркуса до дальнего угла, где наискось торчал толстый железный прут, обоими концами уходящий глубоко в стены. К пруту прикрепили цепью кожаную полосу, опоясывающую Маркуса, и оставили коленопреклоненного капитана на полу, выложенном плитняком. Возница поспешил уйти.

Оставшись наедине с Маркусом, Капсен вытащил тонкий, зловещего вида нож. Голуби, словно испугавшись за гостя, забили крыльями.

– Я недурно умею с этим обращаться, – сообщил Капсен, кивнув на нож, а затем перерезал им веревки на ногах Маркуса. – Повернитесь. Благодарю. Дело можно кончить двумя способами, и мне одинаково заплатят в обоих случаях. Вам дозволено пользоваться свободой – не могу не признать, что ограниченной, – которую дает эта цепь.

– Два шага свободы! – прорычал Маркус.

– Термин относительный, не спорю, – согласился Капсен, рассекая веревки на запястьях Маркуса. – В противном случае могу предложить старые кандалы. Они растирают кожу – делались для цинн, так что вам будут туговаты. Однако, если решите настаивать, надену.

– Убью, – выдохнул Маркус.

– Боец из меня никакой, – признался Капсен. – Поэтому, если попытаетесь, я буду вынужден прибегнуть к крайним мерам. Мне не очень-то известны простые методы сдерживания таких опытных бойцов, как вы. Утром завтрак, в полдень легкая закуска, полноценная трапеза перед закатом. Ночной горшок буду выносить раз в день. Дверь всегда закрыта снаружи, а в голубиное окошко вы не пролезете. Если станете доставлять мне неприятности, я доставлю неприятности вам.

– Неприятности более крупные, чем сидение на цепи в голубятне?

– «Неприятности» – тоже относительный термин, – ответил Капсен с улыбкой, на вид вполне искренней.

– Зачем вы это делаете?

– Я развожу голубей и пишу стихи. Нужно же откуда-то брать деньги на уплату налогов.

Капсен отступил, и Маркус, пошатываясь, поднялся. Ноги ниже колен были как мертвые.

– А теперь я вас оставлю, – заключил Капсен. – Попытайтесь сбежать, если хотите. Завтрак будет примерно через час.

* * *

За следующую неделю Маркус перепробовал все, до чего только смог додуматься. Вывернуться из кожаных пут. Понять способ крепления цепи, пытаясь завести руки за спину, – пока не заболят невыносимо плечи и локти. Ринуться прочь от стены в полную силу, надеясь ослабить узы. Повторять все это снова и снова. Однажды он рискнул позвать на помощь. На шестой день вспомнил давний разговор о том, что можно сломать цепь кручением, и докрутился до того, что она сплелась в жгут вчетверо толще прежнего. Наконец, он изо всех сил тянул ее в надежде, что какое-нибудь звено не выдержит.

– Ого! – удивился Капсен, принеся ему ужин в тот вечер. – Такого я не видал. Вы очень изобретательны.

– Спасибо на добром слове, – прохрипел Маркус.

Раскрутить цепь обратно стоило больших усилий, и к тому времени, когда Маркус смог сдвинуться с места, ужин уже остыл.

На второй неделе заточения Маркус обнаружил, что гнев и обида теряют остроту. Мир сузился до мелкой неразрешимой задачи, которая поглощала все силы. Даже убедив себя, что конструкция не поддается воздействию и высвободиться из нее невозможно, он не прекратил попытки, в который раз перепробовал те же способы в надежде на случай. Сейчас главное – сбежать, а дальше как выйдет.

Для голубей, похоже, он служил чем-то вроде развлечения: толкаясь на насестах, они косились на него то одним, то другим глазом. К окошкам, расположенным высоко в стене, время от времени приникали дети Капсена, глазели на Маркуса, а затем с хохотом убегали. По ночам Маркус в отместку кидал в птиц камешки и комки грязи. Пернатые нахохливались и обиженно отворачивались.

Ночью снились кошмары. Как всегда.

Однажды утренней ранью, когда забрезжил за окошками бледный голубоватый рассвет и голуби начали обмениваться вопросительным воркованием, в замке загремел ключ – почему-то раньше обычного. В отворившуюся дверь скользнул совсем не Капсен.

– Кит?

– Маркус! – радостно приветствовал его актер. – Я