Дженнак неуязвимый - Михаил Ахманов

Ках, учитель этикета, и Ба-Цевар, искусный рисовальщик знаков и всяческих изображений. Все уже позеленевшие от старости и потому с причудами: Шу Ках, к примеру, любит вспоминать, как наставлял нынешнего халач-виника, его отца и деда и всю их благородную родню, а Ба-Цевар, если ученики не усердствуют, бьет их кистью, а кисть у него размером с сеннамитский посох. Что до Баратцу-Има, то у него причуда проще - не переносит полных кувшинов и норовит добраться до их дна. Особенно если в кувшине розовое одиссарское.

Тут Дженнак вспомнил Унгир-Бренна, вздохнул печально и отправился в храмовую школу на поиски знатока чужих земель. Этот Баратцу-Им оказался не майясцем, а уроженцем Перешейка - к счастью, довольно рослым, хоть и с изрядным животом. Носил он просторную хламиду, на голове - убор из ягуарьей шкуры, и был не так уж стар; во всяком случае, если пошатывался при ходьбе, то не из-за дряхлости, а по иной причине. Представившись сеннамитом Хрирдом, Дженнак объяснил учителю, что собирается переехать в Южный Лизир, где, говорят, быки родятся с четырьмя рогами, а вымя у коров - так прямо до земли. Но хотелось бы узнать побольше о тех краях, и если наставник готов давать урок за половину чейни, то он, Хрирд, очутившись в Лизире, вспомнит о нем и пропоет благодарственный гимн Сеннаму. Гимнов не надо, ответил Баратцу-Им, но к половине чейни добавь кувшин хорошего вина. А не много ли будет? — засомневал Хрирд. Не много, ответил наставник и, сделав многозначительную паузу, добавил: не скупись, сеннамит! Знал бы ты, кого я обучаю!

Дженнак ходил к нему несколько дней, присматриваясь к повадкам наставника, вслушиваясь в его голос и стараясь выяснить хоть что-то о его благородной ученице. Баратцу-Им посещал ее вечером и после занятий неизменно заворачивал в кабак, ссылаясь на то, что выпивка дарует ему крепкий сон. В первой половине дня он вел уроки в школе, так что с Хрирдом встречался во время дневной трапезы, обходившейся без возлияний, что было для Баратцу-Има настоящим подвигом. Но идти к светлорожденной госпоже пошатываясь он не рисковал, да и язык у наставника в эти моменты заплетался. Во всем же остальном учитель был достойным человеком и хоть не посещал чужих земель, знал о них немало. Вполне достаточно, чтобы поведать Хрирду о лизирских степях и лесах, быках с четырьмя рогами и карликах ростом по колено, обитающих в Южном Лизире. Карлики, по словам Баратцу-Има, питались сырым мясом, не делая различий между говядиной и человечиной.

В День Фасоли Дженнак пригласил наставника в свой хоган на окраине Цолана, послушал его мудрые речи, угостил жарким из керравао и свежими лепешками с фруктовым соком. Наевшись, Баратцу-Им поник головой и захрапел, чему не приходилось удивляться - в соке было две капли зелья Шаня Третьего. Раздев учителя, Дженнак натянул его хламиду и убор из ягуарьей шкуры, присмотрелся еще раз к физиономии Баратцу-Има и принял его облик. Затем, покинув дом и спящего наставника, отправился в северный дворец.

Место было для него знакомым и памятным. Жилище цоланского правителя располагалось на искусственном холме вокруг двора с бассейном и, согласно майясской традиции, включало шесть строений: три большие пирамиды и три поменьше, стоявшие с восточной стороны. В одной из них Дженнак когда-то жил - в тот год, когда велись переговоры с атлийцами и тасситами. Южная, самая большая пирамида о пяти ярусах, была дворцом халач-виника, а с запада возвышался огромный каменный куб с надстройкой в виде массивной башенки. В этом здании, в Зале Сорока Колонн, Дженнак, Великий Сахем Бритайи, вел переговоры с Тегунче и Оро’сихе, посланцами Домов Коатля и Мейтассы. Здесь хранился текст Договора Разделения, высеченный на каменной плите, и к нему были подвешены шесть серебряных вамп, по числу Великих Домов. Теперь их осталось четыре, подумал Дженнак, медленными шагами взбираясь на насыпь.

Он направлялся к трехступенчатой пирамиде с широким основанием, стоявшей к северу от бассейна. Как и в былые годы, ее яруса были устроены в виде террас, засаженных зеленью и прикрытых от солнца яркими тентами, а под кровлей тянулся фриз из початков маиса. Когда-то здесь обитала красавица Ице Ханома, сестра Чичен-те, цоланского правителя... Память о ее объятиях, сочных губах и щедром теле не покинула Дженнака, но думать о ней ему не хотелось. Много, слишком много воспоминаний навевали Цолан и прошлое! Сейчас он шел в то же место, но к другой женщине, к девушке, что станет не подругой на ночь, а спутницей на век.

Внизу, у насыпи, прогуливались стражи из личных гвардейцев халач-виника, наверху, у северного дворца, стояли арсоланские воины, горцы с карабинами и при клинках. Их оказалось не меньше трех десятков, и при виде их суровых лиц Дженнак довольно кивнул - здесь дочь сагамора охраняли со всем тщанием. Но наставники, ходившие к ней, были воинам знакомы, так что никто его не задержал и не спросил, что он делает у входа во дворец. Там его уже поджидала девушка-служанка, и Дженнак поплелся за нею, старательно имитируя походку Баратцу-Има и даже ворча под нос, что годы его изрядные, а девица слишком шустрая, и поспевать за такой попрыгушкой нелегко.

Его провели в хоган на втором этаже, выходивший широкими проемами на зеленую террасу. Там на циновке сидела девушка - та самая, похожая на Чоллу и Вианну, и в то же время совсем другая, хотя зрачки ее были изумрудными, губы - пухлыми и алыми, а темные мягкие волосы падали на плечи так же, как у милой чакчан, спутницы юных лет Дженнака. Он не сразу догадался, в чем отличие - прошло, вероятно, три или четыре вздоха, пока он не понял, что у нее другое выражение лица. Не кроткое, как у Вианны, и не надменное, как у Чоллы; эта красавица смотрела на него чуть улыбаясь, с едва заметной смешинкой, будто говорила; вот и ты, мой бедный учитель! Потерпи! Кувшины тебя уже дожидаются!

Дженнак принял позу покорности и склонил голову.

   - Да будет с тобою милость Шестерых, светлая Айчени!

   - Да свершится их воля! - послышалось в ответ. - Садись, отец мой, и начнем урок.

Скрестив ноги и отдуваясь, Дженнак опустился на циновку. Сердце в его груди стучало ударами тревожного барабана.

   - Сегодня, госпожа, я расскажу тебе о Риканне... - начал он.

   - Но об этом мы уже говорили, - с улыбкой заметила Айчени.

   - Разве? Клянусь черепахой Сеннама, я был уверен, что сегодня речь у нас пойдет о Норелге, Бритайе и