Владимир Поселягин - Двойной удар

В это время из кустов вынырнул Михайлов, быстро осмотрелся, кивнул мне и убежал дальше. Молодец, часовые это его работа.

Вдруг с поляны раздался звук выстрела и крики, захлопали пистолетные выстрелы. Оставив одного из десятников за старшего, они уже начали освобождать татей от брони и оружия, я побежал обратно на поляну, спешно заканчивая заряжать второй пистолет.

— Что у вас тут? — спросил я стрелка, которому накладывал на руку повязку один из пушкарей.

«Кстати, надо будет озаботиться санитарной службой, чтобы не отвлекать воинов во время боя», — подумал я, подходя и разглядывая лежавшее на крыльце сторожки тело воина-татя.

— Четверо в доме прятались, да трое в амбаре. Вот эти сперва из дома выбежали, к ним потом из амбара присоединились, — морщась, ответил стрелок, тыкая пальцем в убитых. Это был Афанасий Сомин из второго десятка, я его хорошо помнил. При тренировках у него постоянно что-то случалось, то фитиль на аркебузе погаснет, то порох намокнет.

— Ушел кто?

— Нет, последнего отроки вон у отхожего места подстрелили. Никогда бы не поверил. С сорока шагов, да из пистоля, — покачал он головой.

— Мы втроем выстрелили, — сказал мальчишка, завязывая бантик на повязке.

— Молодцы, — поблагодарил я и велел: — Отойди, дальше моя работа.

Заживив рану, я спросил, есть ли еще раненые. Оказалось, нет.

Пока бойцы аккуратно выносили тело погибшего стрелка на поляну и стали добивать раненых татей на поляне, не забывая освобождать их от амуниции, я присел около постанывающего тела, что лежало у амбара. Остальные для допроса не годились, огнестрельное оружие это страшная сила.

— Глазова работники? — лениво спросил я раненого.

Это был старый, уже седеющий воин, побывавший не в одной схватке. Многочисленные шрамы, отличное оружие, его как раз относили к куче трофеев, выдавали в нем не последнего человека в отряде, работающем под разбойников.

Воин понимал, что отходит и жить ему оставалось немного. Грустно усмехнувшись, он сказал:

— Жаль, что вот так… — закашлявшись кровью, он продолжил: — Русич с русичем. Сами себя…

— Твой хозяин выбрал неправильную месть. В принципе я его понимаю, сам бы мстил, но не такими же способами?! Ладно, побил Красновских. За что дружину сдал? Людишек его гнобит? Моральный урод твой боярин, по-другому и не скажешь.

В это время на поляну по узкой дороге выехали телеги, за которыми сбегал Михайлов.

— Какой бы он ни был, но мы ему клялись в верности… кха-кха… Он возьмет свое…

— Что он хочет сделать? — сухо спросил я воина, но тот, дернувшись, застыл. Готов.

— Успел что сказать? — спросил подошедший Михайлов.

— Успел… Снимайте и с этого кольчугу, — крикнул я двум стрелкам, они выносили из сторожки какие-то узлы: — Сказал только, что тот что-то готовит, но что — не успел, сдох раньше. Ты проверил, точно никто не ушел?

— Точно. У них в двух километрах табун пасется, там было трое. Сейчас за табуном присматривает Прохор. Надо людей туда отправить, чтобы лошадей перегнать.

— Хорошая новость, значит, покупка лошадей отменяется за ненадобностью. Сейчас десяток стрелков отряжу, пусть гонят трофеи, а остальные пока тут работают. Много добра взяли, надо еще телеги.

— Тут деревенька рядом, послать человека?

— Человека пошли, а сам возьми пять стрелков, посади их на лошадей и в Алексеевку. Нужно брать соглядатаев.

— Всех?

— Всех.

— Хорошо.

Михайлов, забрав тринадцать стрелков, ушел в лес к табуну. Один мальчишка-отрок убежал в деревню за телегами, направление ему показали, а остальные продолжали сбор трофеев и таскание тел разбойников в одну кучу.

— Что скажешь? — спросил я, подходя к Синицыну, он с интересом рассматривал одну из пищалей. Их, кстати, было не семь, а десять, еще три обнаружились среди убитых пушечной картечью.

— Пищали, причем этого мастера я знаю, — покачав в руках оружие, ответил старший канонир: — Хорошее оружие делает, долго служит.

— Как до него добраться?

— Верст сорок. Он в Новгороде живет, — спокойно ответил Синицын, укладывая пищаль к остальным. Там уже лежали пояса с чехлами, где находился боезапас.

— Хорошее начинание. Думаю, договоримся с ним о вооружении дружины и переделке под кремневые замки.

— Он уже стар, если только кому из семьи передал свои знания, — с сомнением проговорил канонир, задумчиво рассматривая увеличивающуюся кучу трупов убитых татей.

— Узнаем… Вершков, сколько там?

— Семьдесят шесть татей, боярин, — закончив считать, ответил десятник.

— Прибарахлились, — задумчиво проговорил я, глядя на целую кучу амуниции. — Ладно, ждем наших людей, когда они табун приведут и телеги, потом возвращаемся в усадьбу.

— Хорошо, боярин.

В усадьбу мы вернулись ближе к вечеру, все-таки слишком много трофеев, пришлось помучиться, пока все описали и погрузили на телеги. Крестьяне стали очень бледными, когда увидели эту кучу окровавленных голых тел. Даже их проняло.

Некоторое оружие и кольчуги прошли предварительную чистку. Нормально чистить, конечно, будем в усадьбе, но пока было время, десяток стрелков занялись этим грязным делом, пока кровь не высохла.

Оставив караван из двадцати телег на дороге, до окончания пути осталось пару километров, я дал коню шенкеля и галопом рванул к усадьбе.

Влетел на территорию усадьбы, ворота все-таки починили. Так что воинам пришлось открывать их, благо меня опознали издалека.

Бросив поводья подскочившему незнакомому пареньку, что-то на подворье было удивительно много народу, я отмахнулся от приветствия подскочившего десятника и спросил у него:

— Михайлов вернулся?

— Да, привез кого-то на телеге. Кого — непонятно, под материей, но шевелилось. Сейчас они в подвале дома.

— Хорошо, я туда.

— Боярин… а как там? — осторожно спросил воин.

«Михайлов, похоже, ничего не рассказывал, сразу пленниками занялся. Хм».

— Мы победили, потеряли только одного, голову срубили. Татей всех побили. Скоро караван подойдет. Начинайте подготавливаться к приему трофеев.

— Ясно, боярин, сделаем, — кивнул десятник. Он немного опечалился, терять своих не хотелось, но и радовался тоже, победа была за нами.

Пройдя мимо открывшего было рот Митрофана Авдеевича, он как раз вышел на крыльцо дома, бросил ему:

— Потом.

Подошел к двери, ведущей в подвал, которую охранял часовой, и начал спускаться вниз.

В импровизированной пыточной кроме Михайлова был еще и Ветров. На веревках видело безвольное тело какого-то страдальца.