Гнев Севера - Александр Владимирович Мазин

что англичане полезут на стены. Обложат со всех сторон и будут ждать, пока мы не подъдим невеликие после зимы припасы.

Значит, что? Значит, надо спровоцировать английскую армию на атаку. И поставить храбрых и не очень англосаксов в положение, удобное для нас и неудобное для них. То есть на дистанцию копейного броска максимум. А лучше щит к щиту. Тогда качественное превосходство возымеет преимущество над превосходством количественным.

И средневековый город древнеримской постройки Йорк-Йорвик был для подобного плана просто идеален.

Но если открыть главные ворота и повесить над ними плакат «Welcome», англичане не поведутся. Заподозрят ловушку.

Надо, чтобы сами.

Вот тут-то и пригодился Озрик.

Как только наш «как бы король» узнал, что к городу движется большая-пребольшая армия его соплеменников, а в армии этой — его благородный папаша-олдермен, наш «верный» королек тут же отправился к священнику и поинтересовался: не может ли тот снять с него клятву, данную Господу и засвидетельствованную другим святым отцом?

Ответ он получил ожидаемый: что один святоша наложил, то другой святоша может… хм, убрать.

И убрал.

Разобравшись с Богом, Озрик занялся делами людскими. Через торговцев связался с папой и заверил его в своей лояльности.

Когда крепость осадили, связь родичей упростилась. Делов-то — спустить на веревке одно послание и поднять другое. Тем более что караул из верных Озрику саксов почему-то каждую ночь ставили на одно и то же место крепостной стены.

Естественно, братья были в курсе и самого факта переписки и даже отчасти — ее содержания. В частности, дату штурма, вербное, или по-здешнему «пальмово-ивовое» воскресенье 21 марта 867 года от Рождества Христова, сами же Озрику и подсказали.

Поболтали в его присутствии на тему: как хорошо, что христиане в праздники не воюют, можно расслабиться, выпить и ни о чем не тревожиться.

Озрик клюнул и на радостях поспешил открыть единоверцам вожделенные врата к победе точно в назначенный день.

И радостные англичане бросились в мышеловку. Вернее, в мышеловки, одну из которых контролировали мои храбрецы.

Толпа атакующих появилась минут через десять. Именно толпа. Впереди — несколько десятков грязных, скверно одетых ополченцев с копьями и плохонькими щитами. Еще у атакующих были топоры. Не боевые. Такими увесистыми железяками сподручно деревья рубить. Или двери. Чем кое-кто из «победителей» немедленно занялся. Война войной, а шанс хапнуть столько, сколько среднему английскому крестьянину на всю жизнь хватит, выпадает нечасто.

Не выпал и теперь. Те, кто сунулись к дверям, умерли первыми. Стрелки не дремали. Не допустить проникновения в дома входило в их задачу.

Впрочем, гибели мародеров воодушевленные ополченцы не заметили. А вот заметив нашу баррикаду, сделать простой вывод: им тут рады, — ополченцы не смогли. С разбега полезли на телеги.

Собственно залезть — нетрудно. Даже пятилетний ребенок вскарабкался бы за считаные секунды, так что здоровые крепкие дядьки справились легко. А вот слезть самостоятельно уже не смогли. Потому что умерли. Овчинная безрукавка — слабая защита от стального наконечника. Тут главное — чтобы копье не застряло. Но этим искусством мои бойцы владели в совершенстве. Короткий укол, резкий толчок с проворотом — и ополченец падает на головы соратников, исходя кровью из смертельной раны. Смертельной в любом случае, потому что такая толпа и здорового затопчет. Хорошо, что мы камней не пожалели, не то нашу баррикаду попросту спихнули бы. Вот куда они лезут? Видят же, что им не рады. И видят, и слышат, потому что получившие сталью в брюхо или еще куда-нибудь орут очень, очень громко. Эх, не сообразил я кипяточку припасти. Сейчас бы ливануть с крыш пару кубометров…

Мечтать не вредно. Вредно замечтаться. Но это не о моих парнях. Каждый из них сейчас — как живая швейная машинка. Непосредственно за баррикаду я поставил самых рослых и длинноруких. Таких, как Кёль Длинный и мой зверообразный братец. Колют ополченцев, словно свиней в загоне. С ополченцами даже проще, чем со свиньями. У свиньи и шкура потолще, и жира под ней куда больше, чем у мелких английских бондов. Очень быстро перед нашей баррикадой образовалась еще одна: из мертвых и умирающих. А мои даже не запыхались, и стрелки растратили не больше одного колчана на всех. Приказ у них четкий: без дополнительной команды бить только тех, кто ломится в дома. И тех, у кого луки. А еще тех, кто выглядит воином, а не крестьянином с дном от корзинки вместо щита.

Мои лучники бездельничали. Стрелков в толпе практически нет, командиров тоже. Или они выглядят так же, как и прочие. Их еще можно было бы узнать по отдаваемым командам, но тут все так орут, что никакого командного голоса не хватит.

Впрочем и без английской воинской элиты работы хватало. Положили мы пока немного, несколько десятков, а в рвущейся к нам толпе еще как минимум сотни три. Примерно. Это я посчитал количество голов на одном погонном метре улицы и умножил на шестьдесят. Дальше тоже имеются смертники, но они пока не к нам, а к соседям. Со своей не самой высокой крыши я их не вижу, но угадываю по характерным звукам.

Вот, кажется, те, что поближе к баррикаде, начали соображать. И действовать. Но по-разному. Кто-то копье швырнул через препятствие, кто-то щит метнул на манер дискобола. Многие уже сообразили, вернее унюхали, чем пахнет, и попытались сдать назад. Но их явно не хватало, чтобы обратить вспять такую толпу.

А вот и умники нашлись. Изобразили живую лесенку и решили взобраться на крышу. Креативно, но непродуктивно. Стрелок-кирьял сделал шаг вперед и пнул верхнего по бородатой роже. А потом вогнал стрелу в макушку того, кто пониже. Вот это уже лишнее. «Лестница» и так развалилась бы, а стрелы велено беречь. Вдруг кто-то серьезный пожалует.

Еще минут пять резни, и те, что подальше, наконец осознали, что происходит неладное.

Толпа отхлынула. Наша улочка опустела. Остались только тела у баррикады и на мостовой да несколько отставших раненых, кто ползком, кто вдоль стеночки…

Но что-то подсказывает: до победного конца еще далеко.

Накаркал. Пожаловали уже не оборванцы, а профи. Не иначе как дружина какого-нибудь олдермена. Шлемы, щиты, у большинства, насколько я могу рассмотреть, даже бронька у многих имеется. А строй и вовсе замечательный. «Черепаха». Надо полагать, сверху им уже прилетало.

Увидели нашу баррикаду, замерли на полминутки, потом лидер рявкнул команду.

Истошно завопил раненый ополченец, на которого наступили. «Черепаха» пришла в движение.

Хорошо пошли. Четко. В «крыше» из щитов — ни щелочки, и сложена правильно, внахлест. Хотя