Ферма - Елена Федоровна Янук

хозяина и насельников фермы не все так просто. Но, если откинуть эмоции и сомнения, в конечном результате так оно и есть: Георг старается для людей, они ему отвечают преданностью. Не все и не всегда, но, в общем отвечают.

— И все равно не думай, что я не заметил, что ты вновь увернулась от моего вопроса, ответив вопросом на вопрос. Так зачем ему это нужно? Я понимаю, если бы он из мужчин бойцов делал, а то учит читать, лечить. Зачем?

Мне эта тема показалась неудобной. Я ругала себя, что начала разговор об этом.

— Тебе не кажется, что вопрос не по адресу? — Я заносчиво подняла брови, а подойдя к кованой двери, раздраженно добавила:

— Какой ты смелый меня допрашивать. Я откуда знаю, он хозяин, учит и все. Спроси у него, зачем он это делает!

Жорж вдруг как-то странно, я бы сказала зловеще, усмехнулся:

— Спрошу. Не сомневайся. Обо всем спрошу. Подробно!

— Вот и хорошо. — Я закрыла за собой дверь и, обернувшись, с веселой улыбкой помахала ему, чтобы не расставаться на такой гневной ноте.

Жорж помахал мне в ответ, также мило улыбаясь. Еще раз махнув друг другу, мы разошлись.

Но вместо своей комнаты я медленно пошла по дорожке к дому Марины.

Мне хотелось ее поддержать… да и расставаться с ней не хотелось, за этот год она стала мне близкой, почти родной. Я полностью доверяла ей, а мне делать это очень сложно.

— Привет, — я заглянула в ее домик, оглядывая опустевшую комнату в поисках людей.

Дом изнутри было не узнать: пустые стены, почти полное отсутствие мебели, и вездесущих коробок и мешочков с травами на стенах. И посередине на длинной натертой воском до блеска лавке сидела Марина в длинном сером сарафане, и сосредоточенно что-то у себя в блокноте отмечала.

— Две минуты… — Она вернулась к записям и, что-то у себя рисуя, затем тихо добавила. — Всех отсюда выставила, чтобы в тишине сосредоточится и ничего не забыть… но тебя хотела увидеть, потому просто немного подожди.

Я кивнула и тихо присела рядом с ней.

Мне нравилось ее общество. Я могла сколько угодно тихой мышкой просидеть рядом, слушая и наблюдая за ней. Марина, обдумывая, застывала с карандашом над записями, потом что-то отметив на листке, задумчиво рассматривала свою запись, ладонью приглаживая свои рыжие волосы, иногда с раздражением исправляя или что-то дописывая на небольшом листочке, лежавшем поверх блокнота.

Наконец она закончила, задумчиво захлопнула блокнот и повернулась ко мне:

— Я думала, ты уснула, — улыбнулась она. — Так притихла: не видно не слышно.

Улыбаясь, я задорно помахала головой — не сплю!

— Ну что, плывешь с нами?

— Нет.

Она печально улыбнулась:

— Так сильно жители фермы разочаровали?

С наслаждением вытянув ноги, лавочка была слишком низкой, я пожала плечами:

— Нет, три старика еще не все люди с фермы. Я уже давно успокоилась и все поняла. Только все равно останусь здесь. Я среди них чужая, и такой буду всегда. Люди не любят тех, кто не такой как остальные, — устало вздохнула я. — Мне лучше оставаться здесь.

Марина отмахнулась:

— Ты забавная, можно подумать они только новеньких цепляют, они и между собой с удовольствием ругаются. Но это не значит, что если к соседу придет беда, они будут радоваться. Нет. Скорее всего, придут и помогут, последнее от себя оторвут. Люди ведь такие: что низкая подлость, что высокое благородство — все у нас рядом.

— Все равно, не поеду, — я упрямо покачала головой.

— Тебя обидело, что они про тебя говорят? — Улыбнулась Марина. — Если слушать чужие речи, придется взвалить осла на плечи. Игнорируй.

Я пожала плечами, если бы это было так легко.

Марина грустно вздохнула:

— Ладно, не переживай. С возрастом научишься не обращать на болтовню внимание. Я тут тебе кое-что припасла. Вернее, не тебе, а под твою ответственность, так как ты остаешься здесь вместо меня.

Она встала и отошла к окну, на котором лежала коробка с лечебными препаратами.

На этот раз Марина, вернувшись, протянула мне совсем другой инъектор, совершенно не похожий на тот, с которым я раньше ходила в подвалы или отправлялась в поездки. Этот больше походил на тонкий ручной фонарик, помещался в руке, а в корпусе, как я разглядела, где у нормального фонаря располагались батарейки, стоял флакон с десятью дозами, которые выделялись синими резками на прозрачном стекле.

— У меня таких всего два. Один оставляю тебе. Второй беру на всякий случай с собой, вдруг с кем-то встретимся. Это антидот от упыриного бешенства. Ты же слышала, что элита частенько этим развлекается…

Я кивнула, не отрывая глаз от гладкого инструмента в своей руке.

— Хорошо. Все поняла.

— Главное, после заражения, если это будет в твоей власти, не дай им напиться крови. Хотя бы неделю без еды. Я уверена, что бешенство упырей переходит в новую фазу после попадания в желудок свежей крови. И такое бешенство уже не вылечить.

— А это точно поможет? — спросила я с легким недоверием, ведь везде и всегда говорили, что от вируса упыриного бешенства спасения нет.

— Не знаю. Честно. Это экспериментальный вариант сыворотки. Его начал разрабатывать еще мой отец, потом я, но на практике его еще никто не проверял и СЛАВА БОГУ. Упыриное бешенство — страшное дело, лучше нам с тобой остаться в полном недоумении от этого вопроса, чем на деле выяснить работает сыворотка или нет. Но даю тебе ее на всякий случай, от души надеясь, что не пригодится.

Я кивнула и спрятала инъектор в кармане на груди. Закончив с наставлениями, Марина спросила:

— Ну как, ты готова тут остаться одна?

Я усмехнулась:

— Я почти всегда одна, и мне в этом обществе нравится…

Улыбаясь, Марина возвела глаза к потолку:

— И эти люди еще успокоительных препаратов просили, — она ласково погладила меня по голове.

— Это все Георг, я ничего не просила… — Через силу улыбнулась я, вспомнив причину, по которой не могла найти себе места. И всячески старалась позабыть…

— Да, Георг… я забыла тебя предупредить, дела у него не так хороши, как он пытается показать. Нацепил перчатки и делает вид, что все нормально, а сам сидит на обезболивающих.

— Да, перчатки. Я заметила еще в поездке, но в чем причина? Он же упырь… у