Ферма - Елена Федоровна Янук

заслоненной лесом и зарослями. В течение лета животные могли существовать там автономно, так как стена давала защиту от естественных врагов, а подножного корма было в достатке.

Там же остались старые быки и коровы, которых оставили в живых, потому что на обработку мяса не хватило соли, а везти их с собой смысла не было.

После животных шли мужчины с вещами.

Все, что они несли, было упаковано и аккуратно уложено на носилки: коробки были сложены одна на другую, поверх них лежали чисто выделанные шкуры и полные узлы вещей. Надраенные до блеска котелки и прочая кухонная утварь была прикреплена по бокам носилок и тряслась в такт шагам.

Солнце едва успело взойти, я вышла на порог, чтобы пойти на кухню за завтраком, а поток людей за окном не прекращался.

Выбравшись к Милане на кухню, застала ее в слезах на полу: она рыдала, сотрясаясь всем телом, и ноги ее не держали. Опешив, в ужасе поспешила к ней:

— Милана? Что случилось? — Вот уж не ожидала, что еще вчера довольная и энергичная, сегодня она будет безудержно рыдать на полу.

— Казимир отказался ехать! Мы не можем его уговорить. Уперся, говорит, чего я там не видел! Что мне делать?! — Билась она в рыданиях. Я не знала, как ее успокоить. И что могла ей сказать, если и сама считала как Казимир.

— Я поговорю с хозяином, он вразумит Казимира… — пообещала я. Милана на миг замерла, потом в отчаянии покачала головой, как и я, она не очень в это верила.

Она рыдала, я сидела рядом и гладила Милану по руке, не надеясь утешить. Внезапно на кухню прибежали мои ученицы, Агнешка с Анютой. С любопытством разглядывая открывшуюся перед ними картину, они вразнобой сообщили:

— Учительница, вас хозяин искал. Он сказал, чтобы вы срочно шли к дому. А на кухню придут помогать Светик с подружками.

Я кивнула девочкам, и, отчего-то чувствуя вину, ушла, оставив Милану один на один с ее горем.

— Ну, что я могу сделать? — виновато шептала я, почти бегом двигаясь по дорожке к дому. — Чем ей помочь? Могу только рассказать Георгу. Вот же юмор ситуации. Вчера он пытался уговорить меня отправляться со всеми, сегодня я буду просить его уговорить Казимира уплыть.

Мне вдруг стало жалко хозяина. Чем мы лучше тех упрямых стариков получаемся? Он хочет спасти, а мы… неблагодарные. Едва я в раздумьях подошла к дому, Георг, который шел в подвал, дождался меня и тут же сообщил:

— Вчера сняли пушки с охраны периметра. Старые и негодные я приказал убрать, нормальные привести в порядок и разложить по коробкам. Твое дело отметить их в записи, и уточнить количество и номер ящика. Я после разберусь, куда что пристроить.

Я молча кивнула, послушно следуя за хозяином в подвалы.

— Что случилось? Ты на себя непохожа… — остановившись, закрывая кованую дверь, внезапно спросил он.

— Казимир решил остаться… — виновато отозвалась я. Георг раздраженно покачал головой. Я тихо добавила:

— Милана в шоке, плачет…

— Я тоже в шоке… от вас всех, — поджав губы, раздраженно отозвался Георг. — У меня на вас слов нет… приличных.

В ответ только печально вздохнула и опустила голову. Сегодня ругаться не хотелось, а если б я заикнулась о своем отказе от поездки, через десять минут мы бы уже спорили.

Мы молча подошли к техническому помещению, где хранилось топливо, оружие и прочие нужные вещи.

— Ты помнишь, о чем можно говорить, а о чем нет? — тихо спросил он.

Я кивнула.

Внутри на низкой лавке сидел только Санька, вытирая испачканные маслом руки такой же засаленной тряпкой. Казалось, он не пытается их очистить, а просто равномерно растирает масло по коже, добиваясь одного оттенка. Заметив меня, он приветливо кивнул.

Георг озабоченно огляделся:

— Все подготовили? Упаковали?

Санька ответил ему ленивой ухмылкой и кивнул на лежавшее у стены странное длинное деревянное сооружение, больше похожее на небольшой шкаф, чем на ящик для оружия.

— Только закончили. Главную пушку упаковали. Остальные укладывает Лекка. Их там пара штук осталась, вот-вот закончит.

Георг кивнул.

— Ладно, молодцы. Ты помнишь, что надо отмечать? Присмотри за этим мини-писарчуком, чтоб ее не обидели, я скоро приду, заберу.

— Обижаешь, хозяин! Ивета тут уже своя. Мы обидчикам хоботы-то быстро по отворачиваем, не волнуйтесь. — И Санька мило улыбнулся мне. Я мило улыбнулась ему, радуясь, что буду работать именно с ним.

Георг ушел.

— Ивета, там на столе лежат карандаши и лист с названиями. Давай работать… Я диктую название, а ты его находишь в перечне, отмечаешь и ставишь нужные цифры в количестве, а потом повторяешь их мне. Потом сверху пишешь номер ящика. Легко, нудно, но нужно… Ты все поняла?

Улыбнувшись в ответ, я взяла карандаш и всмотрелась в список оружия, написанный от руки четким острым почерком Георга. Мне нужно было только отметить галочкой и написать рядом цифру, количество. Ну разве это работа? Развлечение.

Делать перепись с Санькой было одно удовольствие. Он спокойно называл оружие, его количество и не торопил, пока я пыталась найти неизвестное название в словах написанных чужой рукой. Мы справились минут за десять. А хозяин пока не пришел.

Я присела на длинную лавочку рядом с Санькой и вытянула ноги, с грустью рассматривая, во что превратились мои новые туфли из толстой кожи. Носы на них немного обтрепались, синяя краска начала облазить, скоро они станут мятые и облезлые, как те старые уродливые тапки, доставшиеся мне невесть от кого.

Санька, который вновь принялся «натирать» руки тряпкой, вдруг повернулся ко мне и спросил:

— Ты ничего не слышала? Вроде что-то намечается. Оружие со стен сняли… не все, но большинство. А еще поговаривают, что скоро охрану распустят. Глупость, скорее всего, но Георг ведь не идиот, знает, что на ферму высшие упыри наметились.

Я равнодушно покачала головой.

— О пушках только сегодня от Георга узнала, когда сюда шла, и об охране только что от тебя услышала. Да и кто я такая, чтобы передо мной отчитывались? Надеюсь, ты не думаешь, что хозяин с каждой служанкой планами делится? — Санька грустно вздохнул. Я улыбнулась ему, весело пожала плечами, вернувшись к рассмотрению туфель.

И я не лгала, да, в общем, знала только причину, почему это делается, а деталями, типа снятия пушек и увольнения охраны, со мной никто не делился.

Единственное, что