Стратагема несгораемой пешки - Андрей Евгеньевич Фролов

выброшенных игрушек? — Поляк наигранно хохотнул, но по его подвижному звериному лицу было заметно, что бойцу не по себе. — Уверен, что максимум ожидаемых неприятностей — заикание. Как у лунатика, если его растормошить во время ночной прогулки…

— Если пенетратор вернется дебилом, Финукейн нас по головке не погладит, — покачал головой Аметист. — Байн, тебе точно не нужна консультация Радольского?

— Не нужна, — раздраженно ответил тот. Сбросил куртку, всецело увлеченный изучением показателей жизнедеятельности спящего неохума. — А вот если вы помолчите, то…

Он принялся ловко переключать режимы, один за другим отстегивая провода от встроенных в голову и ошейник пенетратора крипт. Экраны замерцали предупредительными надписями, Дрейфус нахмурился. Зентек, вдруг вспотев, отступил в коридор.

— Почти разобрался, — с азартом отчитался Байн. Начал приподнимать разложенное кресло в вертикальный режим, как вдруг: — Черт! Твою мать!

Его пальцы запрыгали по голографическим кнопкам, спроецированным на столы вокруг. Прилипали к столешницам, заляпанным кофейными лужицами, подрагивали, слепыми щенками тыкались в сенсорные панели мобикомпов.

— Что ты наделал? — похолодев, спросил Эджиде, делая шаг вперед.

— Я наделал⁈ — Леандро был бледен, как покрывавший норвежскую станцию снег. — Спроси этого выродка, ушедшего в нейроспатиум под собственным протоколом! Святые Угодники, да тут настоящая ловушка!

— Верни все, как было… — просипел Аметист. — Немедленно!

В этот момент свет в куполе мигнул.

Тело пенетратора внезапно изогнулось дугой, а по парящим в воздухе экранам запрыгали зеленые змеи. Байн закусил губу, не оставляя попыток спасти ситуацию. Аметист ошалело замер на месте. Зентек шумно сглотнул, не спеша комментировать.

Пенетратор что-то пролепетал. Пальцы его задрожали, лицо исказилось от боли.

Казалось — еще миг, и изломанное худое тело в изнеможении опуститься обратно на ложе… но оно так и осталось стоять живой аркой. Чудовищно выгнувшись, касаясь лежанки лишь затылком и пятками, будто монументальное воплощение страдания.

Байн отшатнулся от приборов, затравленно покачал головой.

Терминалы поочередно отключались. Спинка кресла-капсулы с жужжанием опустилась в горизонтальное положение, внутренняя голубая подсветка погасла. Дисплеи молча, но настырно вещали о несанкционированном отключении и возможных неприятных последствиях.

— Надеюсь, тебе там будет уютно… — сдавленно пробормотал Леандро, тяжело вздохнув. — Аминь…

Дрейфус, красный, будто вареная свекла, неотрывно смотрел на подчиненного пенса. Тот, пряча глаза, этого тяжелого взгляда избегал. Еще раз лихорадочно проверил приборы. Пощупал пульс неохума, даже поднес к его губам никелированную чайную ложку, не обнаружив на ней и слабого следа дыхания. Покачал головой, виновато развел руками.

— Он не оставил охрану, потому что охранял себя сам… — начал было Байн, но Аметист оборвал его резким:

— Собирай мобикомпы и убирайся к шлюзу!

Голос темнокожего стал густ и опасен, словно влажный зыбучий песок. Леандро вздрогнул, но послушно начал дезактивировать технику. Пальцы его все еще подрагивали, и он уже догадывался, что именно услышит от рыжего командира по возвращению на большую землю.

— Не злись на парнишку, Аметист, — осторожно вставил Зентек, совершенно неожиданно заступаясь за молодого пенса. — Если мы хотели вернуть пенетратора живым, стоило брать на вылазку своего. Кроме того, неужели смерть гика не ударит по Доппельга?..

— Ты тоже, Зентек… — проскрежетал Дрейфус, не потрудившись обернуться. — Молча. Собери данные с камер наблюдения и двигай на «Шамшир». Это приказ.

— Будет исполнено. — Тот вспыхнул, скулы его отвердели, но спорить поляк не стал.

Эджиде подошел к столешницам, над которыми одна за другой гасли спроецированные клавиатуры и изогнутые экраны. Вцепился в липкий край, будто хотел оторвать, и заскрипел зубами.

Байн, торопливо собрав личные терминалы неохума, поспешил убраться прочь.

Дрейфус еще раз, словно не доверял вердикту Леандро, проверил пульс пенетратора. Покачал головой, тяжело вздохнул, предвкушая щедрый гнев ирландца. Отлепил от впалой груди гика — она до сих пор гнулась мостком, скрученная лютой предсмертной судорогой, — последние медицинские присоски; расстегнул парку и вынул из нагрудных ножен армейский нож. Прежде чем уйти, он собирался оставить Мартину Дансту кое-какое послание.

Дождавшись, когда в центральном куполе зашипят шлюзовые двери, Аметист начал резьбу.

31 декабря 2068 года. Руан. 20−20

Падающий новогодний снег было сложно назвать красивыми волшебными хлопьями.

К земле лениво пикировали грязно-белые обрывки, словно на небесах потрошили старую подушку. Хлопья липли к посеревшим стенам высоток и старых домишек; непрозрачной пленкой замазывали лобовые стекла автомобилей и соратобу; эполетами оседали на плечах прохожих. Холод и отчужденность декабрьского снега чувствовалась даже через перчатки, а от неутомимого ветра не спасали ни высокие корсетные воротники, ни пальто с подогревом.

Липкий снег рушился на вечерний город. Обжигался о ледяные щиты телевизионных экранов; звездочками посверкивал в холодном огне вывесок и навылет пробивал голографические рекламные баннеры, хаотично танцующие над улицами…

На прямом, словно бретерская шпага, мосту Пьер Корней стояли двое мужчин.

Мимо проходили руанцы — безликая серая масса, одинаково зашоренная и столь же одинаково сосредоточенная на субъективно-мелочных проблемах выживания. Люди старались держаться подальше от голографической оградительной ленты, за желтой полосой которой по проезжей части проносился легковой транспорт. Торопились домой, стараясь побыстрее стряхнуть с рукавов маслянистую пленку и сесть за ужин — Декада Терпимости подходила к концу, праздничная нега вот-вот грозила обернуться суетливыми буднями рядовых жителя Альянса.

Двое, закутанные в длинные пальто из серой искусственной шерсти, никуда спешить не собирались. Казалось, они вообще намерены встретить пришествие 69-года прямо над насупившейся Сеной, а потому даже не замечали луж, все ближе подбиравшихся к толстым подошвам армейских ботинок. На переносицах обоих виднелись крохотные дужки лицекрадов из прозрачного прорезиненного пластика — меняя волны излучения, эти полулегальные приборы не позволяли зафиксировать личности при попадании в объектив полицейской камеры или сканера.

Впрочем, при ближайшем рассмотрении становилось понятно, что мужчины настроены отнюдь не празднично. Они словно ждали чего-то, раздосадованные обстоятельством, что не могут находиться в тепле, у любимого камина или женщины. Таксисты, ночные охранники, мусорщики, операторы энергостанций и работники ночных аптек вполне могли бы узнать эти знакомые выражения лиц.

Натянув вязаные шапки, двое на мосту Пьер Корней молчали, отстранившись от города, праздников, зимы и даже друг от друга. Высокий — с правильными, аристократическими скулами и ясным, испытывающим собеседника взглядом, казался отрешенным. Надев на пальцы обеих рук двойные кольца нехитрой электронной игрушки, он перебрасывал с ладони на ладонь крохотные голографические шарики, с легкостью решая одну головоломку за другой.

Его невысокий смуглый спутник определенно выражал нервозность. Время от времени похлопывал себя кулаком по раскрытой ладони или нервно дергал куцую