Когда солнце взойдет на западе - Анна Кей

Едва слышимое презрение и уверенность, с которой Хитоси задал вопрос, заставляли Аямэ едва не дрожать от негодования. Он говорил так, словно она была не более чем куклой в чужих руках и следовала чьим-то суждениям и вложенным в ее голову мыслям. Как он мог так думать, когда знал ее вспыльчивый, неугомонный характер, из-за которого она оказалась в Бюро? Почему вообще решил, что причина ее борьбы заключена в глупом поручении, которым старейшины надеялись избавиться от нее?

– Никто и никогда не указывал мне, как поступать, реагировать и жить, даже если порой все именно так и выглядит! – Аямэ шипела ответ с яростью в каждом слове. – Да, я следовала приказам, если они меня устраивали. Подчинялась старейшинам, чтобы остальные Сайто видели – я готова прислушиваться ко всем. Но все, что я делала, я бы делала и без оглядки на клан. Так что прекрати считать, что я выступила против тебя только потому, что все еще следую приказу старейшин!

Хитоси довольно рассмеялся, и вновь его смех показался Аямэ неправильным, ненастоящим и вымученным. Она смотрела на знакомые черты – мужественное лицо с тонкими губами, чуть изогнутым из-за старого перелома носом, такими же голубыми глазами, как у нее, высоким лбом – и не узнавала в нем брата.

– Значит, защищаешь людей? – Хитоси поднял клинок вновь, и отчего-то Аямэ показалось, что, если они столкнутся в этот раз, он станет последним для одного из них. – Тех самых, кто повинен в смерти Рэн? Так легко их простила? Так же легко, как отдалась ёкаю?

Он провоцировал ее, и каждое слово жалило, отзываясь внутри болью, от которой Аямэ не могла отмахнуться. Она только не понимала причины, зачем Хитоси это делал: желал задеть настолько, что она потеряет концентрацию и совершит ошибку, или разозлить, чтобы показала всю себя без остатка?

На нее набросился черный аист, один из сикигами Хитоси, и, если бы не змея, кружившая вокруг своей хозяйки, Аямэ могла оказаться без глаза. Сикигами столкнулись и рухнули на землю с грохотом поваленного дерева, а взметнувшаяся пыль на миг закрыла и без того слабый обзор, так что Аямэ едва увернулась от летящего в нее короткого кинжала. Щеку защипало от боли, потекла кровь, но Аямэ не обратила внимания, сосредоточенно выглядывая вновь пропавшего из виду Хитоси.

«Ты поклялась убить предателя, но сможешь ли» – спросила себя Аямэ, уводя в сторону катану, что едва не пронзила ей живот. Хитоси оказался быстрым, проворным и настроенным убить ее. Если раньше она верила – или хотела верить, – что Хитоси не способен на это, то теперь не сомневалась в его решимости. Наигранная радость сменилась раздражением и злостью, и впервые на памяти Аямэ брат показывал столь сильные и яркие эмоции. Он действительно стал похож на Сайто с их неконтролируемым нравом.

– Слабачка! – прорычал Хитоси, нанося мечом несколько ударов подряд, не давая Аямэ атаковать в ответ. – Ты ведь способна на большее! Я знаю тебя, видел, как ты можешь сражаться, так почему сдерживаешься? Считаешь слабаком меня?

Она никогда не считала Хитоси слабым физически, только думала, что ему следует стать решительнее и увереннее в себе. В додзё он часто уступал другим оммёдзи не из-за собственного бессилия, а потому, что никогда не старался показать, на что способен по-настоящему… Аямэ горько усмехнулась. Она могла раньше понять, что брат что-то замышляет, ведь он всегда был скрытным.

– Знаешь, – в очередной раз приблизившись к Аямэ, тихо, проникновенно произнес Хитоси с дикой улыбкой на лице, – Куродзука поделилась со мной историей твоего ворона. Мне его даже жаль. Так что я решил: когда я покончу с тобой, убью и его. Окажу милость, чтобы он не страдал больше.

В ушах Аямэ зашумело как во время прилива, глаза затянуло кровавой поволокой, а пальцы так крепко впились в вакидзаси, что она перестала чувствовать их почти сразу. Она могла смириться с упоминанием Рэн, ведь это горе жило с ней уже десяток лет, могла выдержать оскорбления, ведь, даже грубые, они не лишались истины – она действительно связалась с ёкаем.

Но одна только мысль, что Цубасу убьют, разожгла в Аямэ ярость такой силы, что вспыхнула неудержимым пламенем. Разум сосредоточился на одном – Хитоси намеревался убить Цубасу.

Вакидзаси столкнулся с катаной, высекая искры. Боль от ран не ощущалась, ушла на задворки сознания, и Аямэ сконцентрировалась на сражении. Она не обращала внимания на колено, игнорировала бок, ссадины и вовсе забылись. Остались она, ее ярость и Хитоси, чей довольный дикий смех разносился по пустому городу на много тё[127] вокруг. В нем смешались безумие, отчаяние, ликование, предвкушение, радость и злость.

Плечо с меткой Сусаноо-сама обожгло горячим пламенем, и Аямэ оступилась, что спасло ее от нового ранения, – меч Хитоси задел левую руку, оставив лишь царапину. Он попытался напасть снова, пользуясь мгновением слабости, но Аямэ не позволила. Сцепив зубы, призвала сикигами для защиты и растерянно замерла. Среди ее сикигами защитником всегда выступал медведь, однако от Хитоси уберегла крупная, тяжелая черепаха, чей острый клюв почти впился тому в ведущую ногу. Плечо с появлением нового сикигами тут же прекратило болеть.

Теперь Аямэ обладала девятью духами и все равно не могла добраться до Хитоси.

Выругавшись от досады, она бросилась в бой, в этот раз нападая первой. Сократить расстояние оказалось проще, чем прежде, боль в ноге и боку прошла окончательно – вероятно, тоже благодаря Сусаноо-сама, – и теперь Аямэ могла наступать.

Уворачиваясь и занося клинок над головой, чтобы вновь и вновь нападать на Хитоси, порой достигая цели, а порой прерывая атаку, чтобы защититься от ответного выпада, Аямэ забылась. Бой походил на сражение с Йосинори – как бы она ни старалась приблизиться, ее движения почти всегда предугадывали.

«Будь быстрее», – шепнуло сознание, и Аямэ ускорилась, предпочитая не думать о том, как тяжело дается каждый шаг. Она устала, от потери крови кружилась голова, даже с исцелением Сусаноо-сама тело молило о пощаде, но Аямэ заставляла себя поднимать меч и сражаться дальше.

Быстрее!

Катана впилась в плечо, оставив глубокий порез, о котором следовало позаботиться как можно скорее, но Аямэ не могла, а потому лишь приказала себе сосредоточиться и завершить проклятое сражение.

Ей всего лишь нужно стать немного быстрее…

Начинало светать. Это Аямэ подметила как-то отстраненно, не сразу осознавая, что сражалась с Хитоси почти всю ночь. Несколько раз они отступали, давая друг другу небольшую передышку, во время которой Аямэ оберегали ее сикигами, но этого было чудовищно мало. Ноги подкашивались, руки едва держали вакидзаси, пот заливал лицо. Где-то в городе оммёдзи с ёкаями пытались остановить проклятого бога, что пробудился к рассвету. Его Аямэ увидела лишь мельком – огромное, не меньше трех человеческих ростов, чудовище размахивало длинными руками, пытаясь добраться до окружавших его людей.

Аямэ не могла отвлекаться. Если бы не ки, поддерживающая в ней силы, Аямэ уже давно бы сдалась, не выдержав длительного боя, и рухнула от усталости или погибла от руки Хитоси. Но она продолжала бороться. Заносила меч над головой снова и снова, надеясь достать брата. Она не могла с уверенностью сказать, за что сражается, – осталась только битва, которой не было конца.

Нанесенные ранее раны сказывались на Хитоси, пусть он и умело это скрывал. И стоило Аямэ заметить его слабость, как она ею воспользовалась.

То, что она намеревалась сделать, любой бы назвал глупостью и безрассудством, но Аямэ знала: это ее единственный шанс одолеть Хитоси. Она оступилась – намеренно, зная, что Хитоси воспользуется шансом и обязательно атакует, – и сама налетела на катану. Острое лезвие вошло под левую ключицу, хотя клинок метил в сердце, и, не извернись Аямэ вовремя, бой завершился бы тотчас. Но она знала, что делает, даже если так не казалось со стороны, и, достав кайкэн из-за пояса, полоснула Хитоси по бедру. Глубокий длинный порез рассек кожу и мышцы, вспорол жилы, и наружу хлынула темная густая кровь.

Хитоси вскрикнул от боли впервые за ночь и грубо оттолкнул Аямэ. Она