Прах - Элизабет Бир

Его Капитан опустила ноги с дивана и тихо встала, не разбудив дядю, хотя при этом ей пришлось высвободить плечо из-под его ладони. Его куртку она не взяла.

Может, Прах и почистил мостик, но Персеваль была грязная. Ей было нужно пойти в свою каюту и помыться.

Отдохнуть в комфортных условиях.

Ангел найдет способ предложить это.

Но сначала он хотел ей кое-что показать.

– Ангел?

Она встала рядом с ним, тяжело дыша. Ее голос был таким же холодным, как и дыхание Врага.

– Я не хотел причинить тебе боль, – сказал он. – Когда я был Риан…

– Ты не Риан.

Персеваль отказывалась смотреть на него, и от этого у ангела что-то сжалось в животе. Это было нелепо, но сейчас он ощутил то, что почувствовала бы Риан.

А Риан бы почувствовала боль.

И все же, если они выживут, у них будет будущее.

– Я – то, что осталось от Риан, – сказал он, и это тоже была правда. Он не был не-Риан.

Она сглотнула.

– Зачем ты разбудил меня?

– Время пришло, – ответил Прах. Он затемнил и поляризовал все окна мира и взял под контроль все его экраны. – Тебе нужно пройти в свой резервуар.

Она не сдвинулась с места. Ангел не хотел прикасаться к ней без приглашения.

– Какое у тебя имя? – спросила она. – Как мне тебя называть?

– У меня нет имени, – ответил он. Если он не Риан, то он уже не был ни Прахом, ни Крупицей, ни Крылом, ни Метатроном, ни Сусабо, ни Самаэлем, ни Азрафилом. – Тебе придется дать мне имя.

Она задержала дыхание; оно было ей нужно только в тех случаях, когда она говорила. Ангел стал ждать, когда она ответит.

Но сигнал тревоги разбудил Тристена, и тот коснулся ее руки.

– Резервуар для ускорения, – сказал он.

Обрубки крыльев Персеваль зашуршали под чужой рубашкой. Она подняла взгляд – но посмотрела не на главный экран, а на окна, хотя вид через телескоп был лучше.

Ангелу показалось, что Персеваль сделала вдох.

А затем небо разорвалось.

Это началось как вспышка основной звезды; электрические разряды вспыхивали на полюсах, где завесы из материи вторичной звезды обрушивались на поверхность белого карлика. Возможно, это было увеличение яркости, которое является предвестником катастрофы для переменной звезды. То увеличение яркости, которое они наблюдали все чаще за последние столетия, годы, дни.

На этот раз это было не оно.

Внутри белого карлика началось воспламенение. Вскоре огромную завесу разноцветного огня сдуло прочь от его поверхности; его расширяющаяся сфера пролетела мимо вторичной звезды, раздирая в клочья фотосферу красного гиганта, и оставляя за собой лишь пепел.

Несмотря на то что свет прошел через фильтры, он был разрушительным даже для глаз возвышенных. Кости Персеваль и Тристена стали видны сквозь кожу. Снаружи свет выжег очертания теней от решетки мира на шкуре «Лестницы Иакова», а название корабля и его символ – скрученная спираль – он уничтожил в один миг.

Когда Персеваль и Прах увидели последний экстаз путеводных звезд, те уже десять с половиной минут как были мертвы.

Фронт ударной волны, созданной взрывом, двигался со скоростью, которая составляла лишь малую долю от световой. У них было вдоволь времени, чтобы понаблюдать за его приближением. У Тристена было вдоволь времени, чтобы загнать Персеваль в резервуар, обеспечивавший хоть какой-нибудь уровень защиты.

Обведя долгим взглядом мостик, Персеваль ушла. Это не имело значения. Ангел всегда был с ней.

Безымянный ангел на борту безымянного корабля заполнил собой пустые пространства, все его микроскопические тела должны амортизировать удар, поглотить его, где только можно. Он должен действовать быстро. В нем так много жизни, которую невозможно поместить в резервуар, и ее защищал только он.

Он, принятие элементов его личности и его осторожные манипуляции с искусственной силой тяжести.

Он далеко забросил свои сети, дотянулся до инженеров, которые лихорадочно работали в своих резервуарах. Он управлял моноволокнами своих магнитных парусов, он растопырил ловкие электромагнитные пальцы. Магнитосфера звезды была порвана в клочья, разбита на фрагменты, как и сама звезда, отброшена ударной волной. Он должен найти пузырь в передней части волны, а затем поймать его и удержать, притом так, чтобы уцелеть самому.

Ведь если он промахнется, то позади него окажется ревущая стена плазмы, созданная в результате одного из самых мощных взрывов во вселенной.

«Ерунда, – сказал он самому себе. – Это как лететь по гребню волны на доске для серфинга».

А затем он задумался о том, какой из его компонентов, какая из его личностей, придумала эту метафору.

Передний край волны достиг его, и ангел почувствовал, как она течет сквозь его сети, утекает, ускользает…

Цепляется.

Зацепилась.

Времени на подготовку и размышления не было. Он дернулся. Содрогнулся. Где-то он разрушился. Где-то – выстоял. Сломался, растянулся и скрутился. Был смят и раздроблен.

Его подобрали и швырнули прочь – мучающегося от боли, сломленного.

Не цельного. Разбитого на фрагменты, теряющего жизни и материалы, истекающего кровью.

Он получил урон.

Но выжил.

Он услышал, как Капитан задвигался в своем резервуаре. Он почувствовал ее боль и дезориентацию. Резервуар должен остаться герметичным. Ее нужно защитить. Любой ценой.

Он ждал.

До тех пор, пока она не обратилась к нему:

– Ангел?

– Капитан, – ответил он.

– Доложи обстановку.

Она запнулась, но все-таки произнесла эту фразу.

Ангел криво улыбнулся.

– Мы снялись с якоря.

Благодарности

Я физически не могла бы поблагодарить всех, кто заслуживает благодарности за участие в создании этого романа. Однако мне бы хотелось поблагодарить мою компанию из чата для писателей, известную как «Общество плохих поэтов» – (это название становится все менее правдоподобным, по мере того как ее члены собирают номинации на премии «Райслинг» и «Пушкарт прайз»), – за безоговорочную моральную поддержку, благотворные пинки и комментарии; своего агента Дженн Джексон, которая также является потрясающим первым читателем; Дж. К. Ричарта и Иэна Трегиллиса за то, что проверили мою домашнюю работу по физике и придумали все крутые идеи, которые я у них украла; Ашу Шипмен, которая тащит мое жалкое тело в качалку, а также объясняет мне вопросы биологии; мою мать, которая впервые навязала мне Роджера Желязны, Мервина Пика и сериал «Вверх и вниз по лестнице»; моего редактора Энн Гроэлл, которая позволяет мне писать странные книжки, а затем из кожи вон лезет, чтобы с ними все было хорошо; моего корректора Фарен Бачелис; приблизительно – дцать и еще одиннадцать людей в производственном отделе, чьих имен я никогда не узнаю и кто напряженно работает, выпуская хорошие книги в очень короткий срок; моего партнера по писательскому