Трое для одного - Софья Валерьевна Ролдугина

картинно, неестественно. Морган попытался вспомнить, где ему их уже приходилось слышать, и едва не рассмеялся.

«Гнездо кукушки» на улице Макмёрфи.

Он перегнулся через столешницу и, поймав взгляд крыса, улыбнулся:

– Бандана с Микки Маусом вам больше подходила. И другие очки – тоже.

– Я разносторонний человек, – откликнулся тот, откидываясь назад и слегка раскачиваясь на стуле. Металлические ножки скрипели, кроша древний паркет. – Платят в архиве мало. Фотографии – подработка, чтоб свободно заниматься делом жизни или типа того.

«Ну да. На фотографиях Фелтона Кента с падчерицей в откровенных обстоятельствах легко заработать аж на дело целых трёх жизней. Потому что одной может и не хватить», – подумал Морган, а вслух уточнил только:

– И как, дело жизни стоит риска?

Крыс снял очки и принялся методично протирать стёкла; глаза у него по контрасту показались маленькими и бесцветными, и щурился он так, что сразу становилось ясно – подслеповатость не притворная.

– Как сказать. Я просто люблю свой город, чувак, так-то. А некоторых людей… не люблю. И себя в том числе.

Свет мигнул. Этого хватило, чтобы Кэндл встрепенулась и засобиралась. Крысу на прощание достался ещё один поцелуй в щёку. Уже в автомобиле Морган спросил, как вообще удалось раздобыть такого эксцентричного информатора.

– Да так, – пожала плечами она. – Вообще это давно было. Мне тогда громкое дельце попалось, про выселение клуба филателистов из крошечного домика рядом с площадью. Кто-то чего-то заложил, вовремя не выплатил и всё такое… Клуб жалко было, но выиграть – без шансов. В газете писали об этом. И вот как-то после заседания ко мне привязался чудной укурок в бандане с лупоглазой мышью. Типа посидеть, по коктейлю… Ну, а потом он мне подсунул копию одной любопытной дарственной. Вроде как домик-то давно к другому человеку перешёл, и закладывать его права не имели. Потом я уже узнала, что укурок работает в архиве. Он на старине повёрнут или что-то вроде, но от своей морды ему лезть в суды не с руки. Вот я у него получаю иногда редкие документы, несу возмездие и справедливость во имя старого Фореста. Ещё месяц назад сказала бы, что крыс мой просто фанатик, – задумалась она вдруг. – А сейчас подумала вот о чём. А мог он увидеть случайно другой город? Ну, бар «Шасс-Маре». Или того верзилу с фонарём. Он, знаешь, похож на мальчишку, которого выкинули из парка аттракционов и который теперь пытается заработать на входной билет. Если понимаешь, о чём я. У каждого своя валюта.

Морган на мгновение задумался, как бы он сам поступил, если бы его поманили разноцветными огнями Чи – а затем вдруг отлучили от них. Если бы заповедные места, увязшие в безвременье, как ящерка в янтаре, нельзя было найти по устаревшим картам…

По спине пробежал холодок.

– Кажется, понимаю.

– Забей, – вздохнула Кэндл, выезжая на мост. – Может, я придумываю просто. Он ведь и на сторону секретами торгует. А с меня денег не берёт, потому что у него хобби такое дурацкое, может. И вообще он фрик какой-то. Ну кто будет на работе тридцать первого декабря в субботу штаны просиживать?

Морган вспомнил, как выдернул Гвен с какого-то совещания, а Джина забрал из вполне себе работающего участка, и хмыкнул, но не сказал ничего. Да Кэндл и не требовала ответов. Она действительно подвезла его до самого дома Расселов, махнула рукой и укатила к себе – отсыпаться. Порядком замёрзшая «шерли» завелась не сразу, но больше никаких неприятностей возвращение домой не принесло.

Тени словно затаились.

Глава ХIV

Утро первого января ничем не отличалось от любого другого воскресного утра. В половине девятого потянуло с первого этажа ароматами свежих мягких вафель в сахарной пудре и крепчайшим кофе. Через полчаса умопомрачительные запахи несколько ослабли, а под окном хлопнула дверца машины. Ещё десять минут спустя послышалась нежная фортепианная импровизация. Морган решил, что можно вставать и одеваться, потому что теперь столовая уж точно будет полностью в его распоряжении…

– Если бы я играл на скачках, то наверняка просадил бы кучу денег, – меланхолично произнёс он, застывая в дверях.

Уилки на секунду отвлёкся от утренней газеты, но лишь затем, чтобы переложить на свою тарелку ещё одну вафлю и полить клубничным сиропом. Пальто, аккуратно свёрнутое в два раза, покоилось на соседнем стуле. Синий шарф висел на спинке, едва не подметая концами паркет.

– Почему же?

– Потому что интуиция явно подводит, – со вздохом признался Морган, присаживаясь напротив. – Меньше всего я ожидал увидеть здесь тебя.

– Почему бы нет? – скрипуче удивился незваный гость и пожал плечами: – В конце концов, малышка Донна правда научилась неплохо готовить, а ты и сам приглашал меня.

– Один раз.

– О, это такие мелочи… Передай сливочник. И кофе закончился, кстати.

Пришлось вставать снова и тащиться к кофемашине. На две порции капучино ушло всего несколько минут, но Уилки успел расправиться ещё с одной вафлей и дочитать газетный разворот.

– Чем обязан визиту? – поинтересовался наконец Морган, устав ждать, пока часовщик соизволит назвать хоть одну причину для непринуждённого совместного завтрака.

– И сразу к делу, – усмехнулся он, глядя поверх газеты. Глаза его полыхнули закатным золотом. – И так вежливо. Правильный мальчик… Ты отведёшь меня в одно место.

Стеклянная крышка вывернулась из пальцев Моргана и едва не расколола блюдо, где лежали остывшие вафли. Радостная фортепианная мелодия этажом выше споткнулась и продолжилась уже в миноре.

– Я? Неужели есть места, куда ты не можешь проникнуть сам? – спросил он, чувствуя, как в затылке начинает слегка звенеть. Мысль о том, что часовщик неспособен справиться с чем-то, доставляла некое порочное удовольствие.

«Тебе надо было родиться старшим братом», – вспомнилась отчего-то шутка Дилана.

– Случается и такое, – непринуждённо ответил Уилки, бросил взгляд искоса и зачем-то расправил горловину водолазки, раскатывая её до самого подбородка.

Контраст белой, хоть и запачканной чем-то, кожи и тёмно-синей ткани притягивал взгляд. Коса, заплетённая сегодня аккуратнее обычного, была перекинута через плечо и казалась скорее золотистой, чем седой.

Морган поймал себя на том, что пялится на собеседника, как на единственную неоново-яркую картину в зале с чёрно-белыми фото, и с усилием отвернулся. Мышцы шеи затекли буквально за несколько секунд. В голову лезли чересчур подробные воспоминания о сне, где потасканный, скрипучий часовщик с нелепо юным лицом ещё был светом и песней, ароматом луговых цветов и дыханием летнего ветра.

И о том, втором. Тёмном.

«Интересно, кем он ему приходился?»

– Железо, – произнёс вдруг Уилки и скривился, как от боли. – Всё здание обшито холодным железом. Даже между перекрытиями –