Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть первая (СИ) - Забудский Владимир

— Говорят, остались еще. А кроме них есть другие отморозки, ничем не лучше. Не все ли равно, за что тебя ухлопают — за Русь-матушку или за твою машину и барахло?

Внедорожник, тем временем, полз вперед. Над пустошами стояла плотная дымка. Впору было включать противотуманные фары, но водитель, проявляя осторожность, обходился даже без габаритных огней. Из-под колес летела грязь. На обочине виднелись силуэты засохших деревьев и ржавые кузова автомобилей, оставшихся там еще с Темных времен. Многие из этих силуэтов, например, поросший изнутри мхом школьный автобус, были мне хорошо знакомы еще с детства. Но некоторые выглядели более новыми.

Так, я увидел на обочине сгоревший БМП-4, из тех, которые стояли на вооружении у югославов. За ним тянулись силуэты еще пары искореженных бронемашин, танка «Армат», полугусеничного тягача и нескольких грузовиков. Судя по мху, выросшему на днище некоторых, прошло немало времени с того дня, как они навсегда здесь остановились. Дорога в этом месте была испещрена воронками.

— Это еще с 76-го, — объяснил Мирослав. — Авиация Альянса била по силам второго эшелона, подтягивающимся к захваченной Олтенице. Из-за китайских комплексов ПВО летунам редко удавалось подобраться к югославским колоннам. Это — один из немногих успешных случаев.

Китайцы. Снова проклятые китайцы. Если бы Евразийский Союз не поставлял ЮНР самое современное вооружение, у Ильина не было бы никаких шансов сражаться со всей Европой. Я почувствовал, как кровь в моих жилах начинает закипать.

— Ну вот, — остановившись на хорошо знакомом мне перевале, от которого оставалось меньше двух километров до селения, водитель нервно оглянулся на меня. — Дальше по этой дороге я не поеду. Там слишком опасно.

— Мы договаривались — до Храма, — напомнил я.

Водитель бросил на меня настороженный взгляд. Должно быть, мы казались ему психами. Иначе зачем бы нас понесло в это богом забытое опасное место? А может быть, он размышлял, не взял ли он в салон бандитов, которые намереваются прикончить его на пустошах и завладеть автомобилем?

Мужик определенно нас опасался — это было понятно даже по принятым им мерам предосторожности. К возмущению Мирослава, он не позволил нам взять с собой оружия, а сам красноречиво продемонстрировал нам двустволку, спрятанную под сиденьем. Несколько раз нарочито повторил при нас, что деньги оставил дома, у жены. А при выезде заставил нас записаться в журнал с приложением отпечатков пальцев, да еще и попросил начальника поста сфотографировать нас вместе. Хотел показать нам, что если он не вернется — в Олтенице будут знать, кому задавать вопросы.

— Хорошо, — кивнул он нехотя. — Я отвезу вас к тому месту, где стоял храм, окольными путями. Так, чтобы нас не было видно со стороны руин Генераторного.

— Нас и так никто не увидит в таком тумане.

Увидев упрямое выражение на лице водителя, я пожал плечами:

— Будь по-вашему.

Джип съехал с проезжей части и продолжил путь по грунтовке. Я не видел никаких опознавательных знаков, по которым можно было бы ориентироваться на местности — казалось, что мы движемся по высохшему полю в никуда. Но водитель время от времени сверялся с навигатором и корректировал свой курс. И мы таки приехали.

— Ого. Как это ты ухитрился заехать с этой стороны? — присвистнул Миро.

— Вот ваше кладбище, — заглушив мотор, пробубнил водитель по-румынски, кивнув вперед. — Можете любоваться.

Открыв дверцу и облокотившись на нее, я с замиранием сердца смотрел на знакомую мне местность, которую было теперь не узнать. Деревянной церквушки, к которой нас, еще школьников, когда-то вел по тропе физрук Григорий Семенович, больше не существовало. На ее месте осталось пепелище: свалка обугленных деревянных балок.

— Почему нацисты сожгли церковь? Они же так гордятся тем, что они русские, православные…

— Пустая болтовня, тебе ли не знать, — сплюнул Миро, высовываясь из окна и закуривая. — Звери они, нелюди, вот и весь сказ…

— Русские храма не жгли, — мрачно буркнул водитель.

— Что ты сказал, старик? — ухмыльнулся Миро.

— Они храм не тронули. И священника в живых оставили, — объяснил водитель, мрачно глядя на нас.

— О, как это мило с их стороны! — напустился на него Мирослав, разъярившийся от того, что молчавший до этого шофер не согласился с его оценкой действий нацистов. — А кто же тогда сжег церковь?!

— Сектанты потом пришли и сожгли. У них зуб был на здешних. Еще со старых времен.

— А ты откуда все это знаешь? — спросил я подозрительно.

Водитель потупился, затем неохотно объяснил:

— Я — здешний.

— Вау! — слегка нервно засмеялся Миро. — Вот это новость!

— Что-то я вас не припомню, — нахмурился я, пристально вглядываясь в грубые черты мужчины. — Чем же вы занимались?

— Водил автобус. А еще раньше — грузовик. Тебе-то что?

— Я тоже отсюда. Меня зовут Димитрис Войцеховский. Мои родители —…

— Помню я твою мать, — кивнул он. — И отца помню. Их здесь все знали.

Мысль о том, что этот мрачный необщительный человек, на которого я поначалу даже не обратил особого внимания, помнит моих родителей, показалась мне волнующей. Я взглянул на него как-то по-новому, с симпатией. Нельзя сказать этого о мужике — он остался все так же угрюм.

— Как вас зовут? — спросил я, удивившись, что никто из нас не задал этот вопрос раньше.

— Петром зовут, — после раздумий нехотя буркнул он. — Ты сюда чего приехал, с расспросами ко мне приставать? Посмотрел на свое пепелище? Можем назад ехать?!

— Боже мой, я, кажется, припомнил! — не обращая внимание на его раздражение, воскликнул я. — Я вас видел с Григорием Семеновичем, физруком! Он про вас рассказывал! И родители мои много раз вас видели, когда жили на выселках в Темные времена. Вы тогда водили грузовик, который когда-то отвозил больных из селения на выселки. Вас еще «Хароном» называли!..

— Нашел чего вспомнить, — осклабился водитель, еще больше мрачнее. — Я себе этого прозвища не брал! И годы те давно прошли. Еще раз повторяю — надо тебе тут что-то, или можем ехать?!

— Где-то здесь похоронена моя мать. Ты не знаешь?..

— Священник, еще пока был жив, похоронил останки всех, кого тут казнили, в братской могиле. Вначале кладбища, рядом тут, — буркнул Петр.

— «Казнили», говоришь? — ухмыльнулся Мирослав. — Ну и словечко ты подобрал. Очень тепло ты отзываешься о своих соотечественниках. Ты ведь русский, да? То-то я слышу, что у тебя странный какой-то акцент…

— Русский, — гордо ответил Петр по прозвищу Харон, исподлобья глядя на цыгана. — И никогда я этого не стыдился. И соотечественников своих не стыдился. Они не хотели той братоубийственной войны. Не они ее начали.

— Ты поговори еще, так по возвращении в Олтеницу с тобой ребята из контрразведки и не так поболтают! — пригрозил Мирослав, еще сильнее закипая. — Думать надо, что плетешь языком, старик!

— Миро, не стоит, — попробовал было урезонить я брата, который за эту дорогу несколько раз прикладывался к своей фляге.

— Тьфу! — Петр презрительно сощурился. — Цыган занюханный, который побирается у памятника, еще будет учить меня разговаривать!

— Заткнись, гнида! — пуще прежнего взбеленился Миро, наклонившись к водителю. — Ты не смотри что я инвалид, я отставной офицер спецназа! Задушу тебя нахрен голыми руками!

— Да ну? — прищурился Петр недобро, красноречиво положив руку на свою двустволку. — Так может, вы для того меня сюда и привезли, а?

— Довольно! — еще громче крикнул я.

Я был весь внутренне напряжен, но, в целом, спокоен. Ситуация была под контролем. Водитель был совсем рядом со мной. В тесном салоне автомобиля он ни за что не успеет направить на меня свое ружье — я обезврежу его быстрее.

— Перестаньте, — повторил я с нажимом. — Миро, заткнись и откинься назад на свое сиденье.

— Дима, да это же нацист гребаный!

— Делай, что говорю! А вы, Петр, не провоцируйте его, держите себя в руках, — я красноречиво глянул на двустволку. — Я не позволю, чтобы за пять тысяч евро меня держали под прицелом.