Сердце Забытых Земель - Руслан Алексеевич Михайлов

глаз уж сколько лет. Одна беда — с этим мясником убийцей и парой слов перекинуться нельзя. Его я знаю уж столетье, тебя всего ничего, но от него ни звука, а от тебя уж целых три слова прозвучало! Да ты никак парень немногословный?

— Эм…

— Скудна нынешняя молодежь на слова… — тяжело вздохнул окончательно повеселевший голос из сплетения ветвей — Я шлю тебе целый драматичный монолог, а ты лишь мычишь в ответ… Таким как ты на сцене не блистать, брат мертводруд. Как имя твое, молчаливый незнакомец?

— Я Росгард! — ожил я — И уж простите, что молчу — не сразу и нашелся что сказать. Ведь встреча наша столь внезапна.

— О как заговорил! Волной певучей слова твои взметнулись ввысь и водопадом говорливым разбили эхо тишины…

— Эм…

— Ну вот и снова ты за старое, Росгард Мычащий… о грусть печаль…

— Да я просто не…

— Скажи мне, Росгард, явившийся сюда сквозь тьму, шагая по скелетам и рвя челом бесстрашно ядовитые плетенья пауков…

— Ядовитые⁈

Я торопливо проверил статус и с облегчением выдохнул — ничего негативного не указано, здоровье почти полное и не убывает.

— Да яд уж выдохся давно, а пауки все сдохли — успокоил меня голос — Так ответь же Росгард и не криви душой…

— Отвечу честно.

— Ой врешь… ой чую лживые оттенки… Но все же ты ответь мне, Росгард…

— Да?

— Театр…

— Театр?

— Ты любишь театр? Где в зале тьма, на сцене свет и там вопит талантов хор, рожая в муках шедевральность…

— О, боги — прошептал я тоскливо — За что мне все это?

— Что-что ты молвил там средь шипов и смерти?

Повысив голос, я произнес совсем иное и правдивое:

— В театре я бывал не раз! — тут я не кривил душой вообще. Нас в школе водили регулярно, да и родители тоже пытались через силу привить мне любовь к высокому искусству. Но по своей воле я туда не ходил — разве что в Вальдире пару раз, но на тех коротких ярких представлениях было круто, а еще всем зрителям давали мощные бафы.

— Так ты прекрасного ценитель! — оживился голос — Что любишь больше? Вот я неравнодушен к драмам — где дохнут в муках все актеры, где корчится в агонии любовь, где злой судьбы усмешка ужасает, а ты сидишь и слезы умиленья льешь, игрой талантов наслаждаясь… Что скажешь, Росгард? А к чему твоя душа лежит?

— Моя? Ну да… вот тоже к этому лежит — промямлил я — К мукам и мухам так сказать.

— Что? Мухам?

— Ну в смысле я тоже драмы люблю, и чтобы там в конце всех на куски прямо — вывернулся я из ловушки собственной болтливой глупости — Чтоб все рыдали, а на запах крови слетали мухи и жужжали на весь зал…

Голос помолчал секунд так двадцать и гораздо тише произнес:

— Так это бойня, а не драма. И не в театр бы тебе, а на побоище какое…

— И это тоже люблю, да — закивал я — К такому вот склонность имею.

— Что ж… не удивлен я — ведь мертводруд ты, как и я. Мы склонны к тьме…

— Да! Я тоже мертводруд! И сюда я пришел лишь увидев эти черные знакомые ветви — они будто поманили меня. Я сразу понял, что тут поработала сильнейшая магия. Понял и позавидовал. Ведь сам я такой мощью пока не обладаю — улыбнулся я, замерев в крайне неудобной позе между ветвями — И нахожусь лишь в начале своего пути Мертвого Друида.

— Это чую я. Ты лишь подмастерье мага… но кровью сильно веет от тебя. И чем-то темным… чем-то страшным. Хотя бы может уж слишком долго пробыл я в своей могиле и лишь чудится да мнится мне та страшная фигура, что витает за твоей спиной…

— Страшная фигура?

— И знакомая…

Оглянувшись, я опять разодрал себе щеку о острый шип. Будь такое в реале — уже катался бы по земле от боли. А тут в Забытых Землях ощутил что-то колкое, но не более. Ну и жизни убавилось. Хотя убавилось сильно — шипы действительно опасные.

Как и ожидалось за мной было пусто — зелье ночного зрение еще работало, и я прекрасно все видел. За мной никто не стоял, хотя сначала я решил, что это Бом не выдержал и явился мне на помощь. Но незнакомец сказал, что фигура ему знакома…

Кстати, насчет незнакомца…

— Не спросил я имени твоего, о пленник подземелья — тихо произнес я, очень стараясь ничем не огорчить любителя театров и обладателя звучного голоса — Мое ты знаешь, а вот я твое не ведаю…

— Справедливо! Тут мне нечего скрывать. Я Тау! Тау Кхед! И я один из тех глупцов, кто излишне верил в свои силы и вместе с группой столь же глупых смельчаков отправился в глубины сего подземелья, где и нашел свой бесславный конец! Да! Я Тау Кхед — и я мертвец! Я Тау Кхед — и я глупец! Я Тау Кхед — я и гордец! Я Тау Кхед… и я был подло предан. Предан теми, кто пафосно именовал себя светлыми душами, светоносными праведниками… Ха! Светлые! Как же! Разве украсит праведника такое деяние как предательство?

— Конечно нет. Рад знакомству, достопочтимый Тау Кхед. Мое имя ты уже знаешь и если я могу чем-то помочь, то…

Он меня даже не услышал, вдруг громогласно захохотав, а затем резко оборвав хохот и задав неожиданный вопрос:

— Помнишь знаменитую шутку про поклоняющимся светлым богам?

— Э-э-э… не думаю. Но буду рад узнать ее от тебя, Тау Кхед!

— Спроси меня: что в голове любого светлого?

— Что в голове любого светлого? — послушно спросил я.

— Лишь тьма! — выплюнул голос — Ведь солнцу туда не проникнуть! А как развеять эту тьму?

— Как развеять эту тьму?

— С этим делом нам поможет добрый топор! Главное рубить, когда солнце в зените! — едва договорив эти слова, голос снова зашелся в хриплом хохоте, а окружающий его ком из ветвей затрещал, на меня посыпались обрывки паутины, куски сухой коры и обломки шипов.

Здоровье снова пошло вниз… А я стоял под этим убойным душем и старательно улыбался, хотя мне сразу запорошило