Птицеед (СИ) - Пехов Алексей Юрьевич

— Не Ил его убил, — возразила Оделия. — И не существа Ила.

— Разве Светозарные не стали существами Ила? — резонно возразила ей Элфи. — Они заманили его в самое сердце этой земли, объединились, позабыв о прошлых разногласиях, насели со всех сторон, и в итоге он проиграл битву. Птицеед его не спас.

Оделия кивнула и улыбнулась знакомой озорной улыбкой:

— Но и они не добились желаемого.

— Его убили, чего ещё желать? — напомнила Элфи.

— Его смертельно ранили. Кто-то говорит, что это была Осенний Костёр. Кто-то, что Горький Дым. Но он успел сбежать от них и, зная Ил лучше всех, спрятался. Забрался в какое-то логово, в неизведанную часть, скрытую от глаз. Настолько скрытую, что никто из Светозарных так и не смог его найти за пять веков. Смерть Когтеточки всего лишь… хм… побочный эффект. Светозарным нужна была его руна. А он унёс её с собой, во рту. И они остались с носом. Рейн, а до этого его отец искали Когтеточку. У них были свои причины найти его останки. Правда, Раус?

Она повернулась ко мне, и я неохотно подтвердил:

— Отец в последние годы жизни был одержим им. Хотел найти, похоронить, надеялся узнать что-то новое. Рейн был такой же, как ты. По сути, именно поэтому вы и заметили друг друга. Всегда поражался, насколько вы похожи и насколько дополняете друг друга. Они искали Птицееда, Элфи.

— Я не маленькая, Раус. Давно поняла причину. — Девчонка была удивительно несчастна и в то же время очень строга. — Рейн считал руну своим наследием. Величайшим сокровищем нашего мира.

— Да.…Фрок была против поисков. Она боялась, что он погибнет, сгинет там. А может, боялась, что вернёт Птицееда в мир. Представляешь, какая грызня бы началась между Великими Домами, колдунами. Да что там… государствами, если бы несгораемая руна появилась после стольких лет.

— И всё же она не стоила жизни, — напомнила моя юная взрослая воспитанница.

Я считал точно так же. Именно так и сказал брату, когда его одержимость стала почти что манией.

— Он любил свою жену. А Оделия мечтала найти наследие Когтеточки чуть ли не с детства.

— Я Перламутровая колдунья, — напомнила женщина. — Руны сгорают у меня быстрее, чем у других колдунов. Из-за этого я очень ограничена в силе и возможностях. И тогда Птицеед мне казался идеальным решением. Я алкала её всем сердцем. Грезила. Сходила с ума. Была, наверное, ничуть не лучше, чем Светозарные.

— А сейчас? Что сейчас, Оделия?

В глазах гостьи вновь заблестели слёзы:

— Мы были молоды и думали, что свернём горы, превратим Ил в уютный сад, посадим Светозарных на поводок. Наивны и беспечно глупы. А теперь я бы отдала свой дар за возможность вернуть мужа.

— Хорошо, — с удовлетворением кивнула Элфи, и мне по сердцу скребнула кошка лапой с выпущенными когтями, столь чужой, взрослой, не моей она показалась сейчас. — Тогда я прощаю тебя, ритесса.

Повисла тишина. По щеке Оделии ползла одинокая слезинка, а Элфи, явно понимающая, что последует закономерный вопрос, пояснила:

— За то, что твои грёзы сделали с Рейном. С тобой. И с Раусом тоже. И со мной. Со всеми нами. Не плачь. Прошу. А то заплачу и я. А он не выносит моих слёз и сразу чувствует себя самым несчастным человеком в Айурэ. Давай не станем делать его таким. Вы нашли Когтеточку?

Оделия вытерла слезу тыльной стороной ладони, шмыгнула носом, став совершенно ранимой и печальной. Ей понадобилось несколько минут, чтобы продолжить рассказ о последнем рейде:

— Мы с Рейном выбрались из Коридора Ветреницы, на плато, где месяц, казалось, касается своим краем земли. Вполне возможно, мы были первыми людьми, кто оказался в этих скорбных землях. Там непрерывно дует дикий ветер, такой, что холод после джунглей кажется вездесущим. Он забирает волю, пьёт жизнь. Какой-то кошмар без конца и края, хотя шли мы через эту местность не больше двух дней. Я очень ослабла и допустила ошибку. В ущелье, где лиловые скалы, похожие на карандаши, уходят высоко вверх и теряются в слабом тумане, я была невнимательна.

Она приподняла подол платья, показывая полупрозрачный чулок на левой ноге, под которым был виден бледно-розовый шрам, опоясывающий щиколотку.

— Наступила прямо в распахнутую пасть пузырника, прятавшегося на дне ручья. Его зубы переломили кость, но Рейн вызволил меня. Я потеряла возможность ходить, подействовал яд и на неделю провалилась в кошмарную реальность. Затем стало понятно, что ногу уже не спасти, началось заражение, место укуса почернело. Вопрос был лишь в том, отрезать стопу или подождать ещё немного и лишиться голени.

Я многозначительно поднял брови, и это можно было трактовать лишь как: вижу целую конечность и каким чудом это произошло?

— Рейн всё никак не решался, у него нет твоего опыта и образования, чтобы резать людей. Время шло. Я бы с удовольствием сама всё сделала, но к тому моменту солнцесветы, что мы взяли, давно иссякли. Была лишь капля, бесполезная в лечении.

У меня сразу же возник новый вопрос, как она тогда колдовала на кладбище Храбрых людей, но я не стал торопить события.

— Ещё нужны были листья дурманящей берёзы и кровохватка. Рейн сказал, что видел эту траву неподалеку. Он ушёл в туман, а я была слишком слаба, чтобы остановить его. Больше я его не видела.

Я знал, что он мёртв, все эти годы. Конечно, во мне жила надежда — да что я вру вам и себе, она до сих пор живёт во мне, словно свободолюбивая птаха, грудью бьющаяся о ранящие её прутья, — что Рейн жив.

— Ждала. Потом впала в забытьё. Очнулась. Думала, он заблудился в тумане. Отправила в небо сигнал, истратив остаток в солнцесвете. Рейн так и не вернулся. Времени прошло много, и я поползла по его следам.

Мы помолчали. Затем я спросил:

— Ты нашла его?

— Нет. Я снова забылась от боли, а когда пришла в себя, на сигнал, что оставила для Рейна, явился кое-кто другой. — Она прикрыла глаза, словно оживляя в памяти картину. — Мужчина в тёмно-синем плаще, таком красивом, что в том безнадёжном месте это вызвало мои слёзы. Самое невероятное зрелище, что я когда-либо видела — тёплый, расшитый золотой нитью плащ. Незнакомец склонился надо мной, взвалил на плечо и понёс, даже не спрашивая моего разрешения.

— Далеко, — протянул я. — Очень далеко от мест, где ходят люди. Тебе не могло настолько повезти, чтобы встретить какого-то охотника за рунами в десятках дней от Шельфа, да ещё и в одиночку. Так не бывает. Спасители не появляются из ниоткуда.

— Спасители? — Она рассмеялась, и я различил в её смехе толику безумия. Элфи даже поёжилась от неожиданности. — Спасение в Иле в руках лишь тех, кто рядом с тобой, но не в руках чужаков. Он был крупный, грузный, а его голова оказалась деформирована, больше напоминала оплывший пень, из которого торчали розовые кристаллы разного размера и формы. Они мерцали, когда он задумывался.

Я не поверил, а Элфи вся подобралась. Выпрямила спину, вцепившись пальцами в подлокотники кресла:

— Не может быть! Я помню это описание в книгах! Колыхатель Пучины⁈ Серьёзно⁈ Тебя нашёл Светозарный⁈

— К сожалению.

Мне требовалось осмыслить это. Хорошенько осмыслить. Но Элфи сыпала вопросами:

— Почему он не убил тебя?

— Ну, во-первых, у меня редкая ветвь колдовства. Перламутр — привлекательный материал и любой из них хотел бы себе такого суани. Поэтому он вылечил меня. Во-вторых… прости, милая. Я не скажу. У него была причина, но я… не скажу. Не сейчас. А может, и никогда.

— Это опасное знание?

— Да. Для меня. И для вас тоже. Спас, потому что… считайте это прихотью создания Ила.

Я не принимал её ответа. Но в то же время не видел, как мне настоять на правде. Какие рычаги использовать, чтобы Оделия сказала мне то, что не желает говорить. Поэтому я поступил, как делал не раз и не два в подобных ситуациях с ней и братом, когда они хранили свои тайны — совершил шаг назад, ожидая, когда… или если… придёт нужный момент.

— Что было дальше? — Я смотрел на женщину из-под полуприкрытых век и мой тон был ровен и дружелюбен, словно мы обсуждали какие-нибудь парусные гонки, на которые даже не сделали ставок. Мелочь. Совершенно не важная в жизни.